Поправка-22
Шрифт:
— А почему бы им не выкинуть одно звено, чтобы покупать у тебя яйца прямо на Мальте по четыре и три четверти цента за штуку?
— Потому что я не продал бы им ни одного яйца.
— А почему ты не продал бы им ни одного яйца?
— Потому что получилось бы меньше прибыли. При нынешней постановке дела я добиваюсь прибыли и для себя лично — как посредник.
— Стало быть, ты стараешься и для себя самого?
— Конечно, стараюсь. И кое-что выколачиваю. Но выигрывает от этого синдикат. И каждый получает свою долю. Неужели тебе непонятно? То же самое происходит, когда я продаю помидоры полковнику Кошкарту.
— Покупаешь, а
— Продаю, а не покупаю, — поправил Йоссариана Мило. — Я распродаю помидоры через подставных лиц на разных рынках Пьяносы, чтобы полковник Кошкарт с подполковником Корном скупали их, тоже через подставных лиц, по четыре цента за штуку и продавали потом их мне для синдиката по пять. У них прибыль цент, у меня — три с половиной цента за штуку, а выгодно это всем.
— Всем, кроме синдиката, — насмешливо уточнил Йоссариан. — Синдикат платит по пять центов за помидор, который обходится тебе в полтора. Какая же ему от этого выгода?
— Синдикат получает выгоду, когда получаю выгоду я, — объяснил Йоссариану Мило Миндербиндер, — потому что он существует на паях и каждый получает свою долю. А кроме того, синдикат пользуется поддержкой полковника Кошкарта с подполковником Корном, и у меня появляется возможность совершать путешествия вроде нынешнего. Ты убедишься, как это выгодно, через пятнадцать минут — когда мы приземлимся в Палермо.
— На Мальте, а не в Палермо, — поправил его Йоссариан. — Мы же летим на Мальту.
— Мы летим в Палермо, — возразил Мило. — Мне надо договориться там с одним экспортером цикория насчет отправки партии грибов, которые немного заплесневели, в Берн.
— Послушай, Мило, как тебе это удается? — восхищенно рассмеявшись, с изумлением спросил Йоссариан. — В маршрутном листе у тебя одно, а на деле совсем другое — ты же летаешь, куда тебе вздумается. Ведь контрольно-диспетчерские посты должны бы поднять адскую тревогу.
— Там дежурят члены синдиката, — объяснил ему Мило Миндербиндер. — И они знают, что процветание синдиката оборачивается процветанием всей нашей страны. Выгода — вот что движет поступками людей. У каждого дежурного есть свой пай, поэтому они должны заботиться о благе синдиката.
— Ну а у меня есть пай?
— У каждого есть пай.
— И у Орра есть пай?
— У каждого есть пай.
— А как насчет Обжоры Джо? У него тоже есть пай?
— У каждого есть пай.
— Занятно, черт бы его побрал, — с интересом сказал Йоссариан, впервые подумав, что все они повязаны одной веревочкой совместных паев.
— Я разработал верный план, как отхватить у федерального правительства шесть тысяч долларов, — посмотрев на Йоссариана, негромко проговорил Мило, и в глазах у него засветился злокозненный огонек. — Мы с тобой могли бы получить без всякого риска по три тысячи. Хочешь?
— Нет.
— Это-то мне в тебе и нравится! — уважительно воскликнул Мило Миндербиндер. — Ты честный. Из всех, кто меня окружает, я могу довериться только тебе. Ты один способен мне помочь. Вот почему я не хотел, чтоб ты тащился к этим шлюхам.
— Послушай, Мило, тебе же очень хотелось, чтоб я к ним пошел, — глядя на него с насмешливым недоумением, сказал Йоссариан. — Ты что — забыл?
— Меня нельзя за это винить, — с достоинством отозвался Мило Миндербиндер. — Мне было необходимо отделаться от Орра, когда мы добрались до города. В Палермо все будет
— К каким таким девочкам?
— Я связался по радио с Палермо и все заранее организовал. Вас будут ждать две юные девственницы полуиспанки. Садитесь к ним в машину, как только мы выйдем из самолета, и поезжайте развлекаться.
— Нет уж, — покачав головой, твердо отказался Йоссариан. — Как только мы выйдем из самолета, я поеду спать.
Мило Миндербиндер даже полиловел от негодования, а его вездесущий тонкий нос мелко задергался между черными бровями и неровно подстриженными буроватыми усами, словно бледное пламя свечи на порывистом ветру.
— Йоссариан, помни о своей миссии! — проникновенно проблеял он.
— Да отстань ты от меня со своей миссией, — равнодушно сказал Йоссариан. — И со своим синдикатом тоже, даром что у меня есть пай. А на девственниц, будь они хоть дважды полуиспанки, я и смотреть больше не желаю.
— Что ж, тебя можно понять, — сказал Мило. — Но этим девочкам всего по тридцать два года, и они не полуиспанки, а только на треть эстонки.
— Не нужны мне никакие девочки.
— Да они и не девочки, — примирительно подхватил Мило Миндербиндер. — У той, которая предназначена тебе, муж был престарелый учитель и спал с ней только по воскресеньям, а стало быть, ей все в новинку.
Но Орр с Йоссарианом едва держались на ногах и уехали из аэропорта вместе с Мило, а добравшись до города, обнаружили, что номера им здесь тоже, по всей видимости, не удастся снять и что Мило в этом городе — мэр.
Фантастическая, неправдоподобно пышная встреча началась прямо на аэродроме, где все служащие побросали свои занятия, чтобы показать Мило Миндербиндеру, как трудно им сдерживать благоговейное обожание. Весть о его прибытии распространялась гораздо быстрее, чем двигался открытый грузовичок, в котором он ехал, и уже на подступах к городу вдоль шоссе теснились ликующие толпы. Орр с Йоссарианом ничего не понимали и на всякий случай молча жались поближе к Мило.
В городе приветственные клики становились все громче по мере приближения к центру. Детей распустили из школ, и они стояли на тротуарах в праздничных костюмчиках, весело размахивая маленькими флажками. Если поначалу Йоссариан с Орром удивленно молчали, то сейчас они просто потеряли дар речи. Радостные горожане буквально запрудили улицы, а над головами у них реяли громадные транспаранты с изображением Мило. Он был изображен в блекло-коричневой крестьянской блузе, и на его щепетильном, по-отечески строгом лице застыла проницательно мудрая, требовательная терпимость, которую подчеркивали глядящие в разные стороны глаза и встопорщенные разновеликие усы. Инвалиды, стоящие одной ногой в гробу, посылали ему из окон прочувствованные поцелуи. Торговцы, застыв на пороге лавочек, безудержно ликовали. Оглушительно ревели медные трубы. Кое-где люди падали из-за толчеи под ноги сограждан, которые затаптывали их насмерть. Плачущие от счастья старухи протискивались, отпихивая друг друга локтями, к медленно ползущему грузовичку, чтобы пожать Мило руку или хотя бы дотронуться до его рукава. Мило принимал буйные восторги горожан с благосклонной любезностью. Он изящно помахал вялой ладонью и рассыпал ею в толпу конфетные поцелуйчики. Вдоль улиц, взявшись за руки, стояли юноши и девушки с остекленевшими от обожания взглядами, хрипло скандируя при его приближении: «Ми-ло! Ми-ло! Ми-ло!»