Поправка Джексона (сборник)
Шрифт:
— Слушай, ты должен понять: у нас никаких крыш нет. А Луизиана — это совершенно особое место, здесь традиционная коррупция. Новый Орлеан — вообще не Америка. Тут даже и язык другой.
— Ты говорила, Нью-Йорк — не Америка. Теперь эта дыра тоже не Америка. А что у тебя Америка?
Действительно — что? Небраска?
— Ква-ква! — говорит Боря. — Ква-ква!
— Что это он?
— Он говорит: «Риббит. Риббит. Риббит».
— Как смешно! — удивляется Сюзанна. — Кува-кува?
— Что ты ей сказала?
— Я ей перевела. По-английски лягушка говорит «Риббит. Риббит».
— Бред!
— А лягушка считает, что и ква-ква не похоже. Тоже мне, зоолингвисты нашлись.
— Кува-кува! — квакает Сюзанна и, выходя из ресторана, берет кузена под ручку.
— Его жену зовут Ирма, — сообщаю я ни к селу ни к городу. — Она святая женщина.
— Кува-кува! — отвечает мне Сюзанна. — Кува-кува!
— Ребит-ребит! — кричит Боря на весь Французский квартал.
И как бы в ответ на их неумелое кваканье издали начинает доноситься квакающая и мяукающая музыка.
— Похороны! — радостно кричит Сюзанна. — Как вам повезло! Похороны!
— Ну? — спрашивает Боря.
— Нам очень повезло, — перевожу я. — Кто-то умер.
Похоронная процессия появляется из-за угла. Толпа большая, и они не трезвее Бори с Сюзанной. Духовой оркестр в красных смокингах и цилиндрах приседает и пританцовывает, гроба никакого нет.
— Сюзанна, а где покойник?
Сюзанна объясняет, что покойника уже отнесли куда надо. По дороге на кладбище принято играть джазовую музыку религиозного содержания и плакать, а уж возвращаясь с кладбища, пускаются во все тяжкие. К моему ужасу, Боря и Сюзанна примазываются к похоронной процессии и идут, пританцовывая и явственно квакая.
А мне неудобно на чужих похоронах плясать. У меня нога натерта и уже от «урагана» и белого вина голова болит.
Вот Сюзанна, она такая субтильная, воздушная, нежная, как полагается южной женщине, новоорлеанской красавице. И носик у нее такой деликатный, французистый, почти ноздрей в нем не осталось после всех пластических операций. И тем не менее, она танцует на своих золоченых каблучках и виснет на моем жовиальном родственнике, что-то она в нем своим носиком унюхала.
Может быть, я ошибаюсь насчет Бори? Мне всегда казалось, что он принадлежит к такой породе слегка лупоглазых, слегка с брюшком, немного лысоватых жизнерадостных евреев, у которых над головой, как нимб, сияет слово «мудак». Я с детства презирала его за жизнерадостность. А может быть, в Боре — животная энергия.
Хотя почему животная? Сколько раз я видела, как животное лежит и думает: двигаться или не надо? Пора уносить ноги или обойдется? И решает: а-а-а… Совершенно как я. В этом смысле мы с животным похожи на Новый Орлеан.
Вот Боря, — он никогда не задумывается.
По дороге Сюзанна объясняет про свой дом. Первый этаж — девятнадцатого века, а второй — конца восемнадцатого.
— Первый — восемнадцатого, а надстройка — девятнадцатого? — поправляю я.
Оказывается — нет. У них такая геодезическая ситуация, что нельзя надстраивать на старом фундаменте. Дешевле старый дом поднять и поставить поверх нового. И улица, на которой стоит этот дом, историческая. Посредине — бульвар. Когда Новый Орлеан переходил из рук в руки, то одна сторона улицы была испанская, а другая — французская.
На доме табличка: «Дом-музей. Вход — 5 долларов».
Первое, что я вижу прямо перед входом в большой освещенной витрине, — огромное, как дракон, золотое и изумрудное, со страусовыми перьями, со шлейфом и кружевами, вышитое стеклярусом и фальшивыми бриллиантами карнавальное платье.
— Это мое платье, — объясняет Сюзанна вроде бы небрежно, — я была Королевой.
— Сюзанна! Вы были Королевой карнавала?
— Нет, что вы, конечно, не всего карнавала, только одного из парадов…
— Какого племени? — спрашиваю я. — Или это у черных племя, а у белых — общество?
— Общества Венеры, — отвечает Сюзанна и проходит на кухню варить кофе.
А у меня просто дух перехватило. Общество Венеры!
— Ты видишь это платье?
— Вижу. Безвкусица, — уверенно отвечает Боря.
Больше всего на свете я люблю витражи, калейдоскопы, карусели, фейерверк и цирк. Наверное, у меня вкус плохой. Я про Новоорлеанский карнавал немного знаю. Общество Венеры!
— Пойми, Сюзанна принадлежит к высшей аристократии! К Обществу Венеры! Это так… — я не могу найти нужного для Бори слова, — это так фирменно!
— Эксклюзивно? — поправляет Боря.
Русский язык нас не совсем объединяет. Я многих слов не знаю. Я говорю еще по-старому: фирменно, чувиха. А Боря говорит: эксклюзивно, путана. Я от него столько интересных слов узнала.
— Да, это крайне эксклюзивно, Боря! Это пафосно!
Кухонька у Сюзанны довольно захламленная и беспорядочная, видимо, она тут еду готовит. Это нечасто увидишь; чаще встречаются такие выставки кухонного оборудования, чистые, как морг. Двери открыты в запущенный, заросший сад с жасмином, олеандрами и магнолиями, с поломанными узорчатыми железными стульями.
— Сюзанна, расскажите Борису про карнавал, он очень интересуется. А ты, Боря, потерпи, и не надо так морщится. Ты лучше запоминай, потом дома будешь пересказывать.
— Карнавал начался, представьте себе, еще до Нового Орлеана. В первой французской колонии была исключительно трудная жизнь. Ну, они и решили, так сказать: let’s face the music and dance!
— Карнавал тут начался, когда твоего города еще в помине не было, — перевожу я несколько неточно.
— А потом карнавал то разрешали, то запрещали за хулиганство, непристойность и поголовное пьянство… Борис, вы хотите коньяку к кофе?
Боря хочет.
— Ну, и я за компанию. В середине девятнадцатого века карнавал уже совсем было решили запретить из-за преступности — преступность тогда была невероятная, почти как сейчас. Но тут приехал великий князь Алексей Романов, и с этого начался расцвет нашего карнавала…
— Что-что?
— Да, настоящий великий князь! Он был совершенно очаровательный мужчина, подлинный бонвиван… Прямо как ваш кузен! — шепчет мне на ухо Сюзанна театральным шепотом. — Весь Новый Орлеан в него влюбился. До этого королей не было; но тут решили, что представителя царской фамилии должен встречать равный по рангу. Королем выбрали банкира, звали его Луи Соломон. И это был самый замечательный карнавал в истории Нового Орлеана, в 1872 году…