Попробуй догони
Шрифт:
– Тебе лучше заночевать у нас, – сказал он девушке. – В такую погоду слишком рискованно отправляться в путь одной. Нам с Джейсом, разумеется, есть о чем потолковать, но это потерпит и до утра. Ты выкроишь для разговора полчаса, Джейс?
– Разумеется! Ты уверен, что это не настолько срочное дело, чтобы откладывать его на завтра?
– Абсолютно! – У Таггарта давно слипались веки, а теперь уже возник и нервный тик от утомления. – Ну, спокойной ночи!
– Спокойной ночи! – разом сказали влюбленные.
Таггарт не стал запирать на ночь дверь кабинета и даже не убрал со стола шкатулку, уверенный, что остаток
Таггарт пожевал губами и хмыкнул, досадуя на своих легкомысленных братцев. Если Джейс, обезумевший от страсти к Сюзанне, еще заслуживал снисхождения, поскольку он уже давно был втайне влюблен в нее, то безрассудство Остина было непростительно. Любопытно было бы взглянуть на женщину, сумевшую пленить мужчину, который зарабатывает на хлеб фотографированием полуобнаженных моделей.
Впрочем, даже если бы все трое братьев находились в доме, в кабинет отца они все равно бы сунуться не посмели: это помещение с детства внушало им священный трепет.
В общем, опасения почувствовать себя не в своей тарелке, вернувшись в отчий дом после долгого отсутствия, терзавшие Таггарта, были напрасны. Братья были заняты собственными проблемами и редко собирались под одной крышей все вместе. Отношения между собой они поддерживали, но о прошлом старались не вспоминать.
Вынужденные в силу печальных обстоятельств встретиться здесь вскоре после минувшего Рождества, они без труда пришли к молчаливому соглашению не касаться болезненных тем, связанных с их детством, и вспоминали исключительно приятные эпизоды своей жизни в Рогз-Холлоу. На кухне, где братья частенько совместно питались, звучали шутки и смех, чего практически никогда не случалось при жизни Таггарта Моргана-старшего.
Они говорили на самые разные темы: о рыбалке, катании на коньках на пруду, вечерах, проведенных на его берегу возле костра со своими юными подружками, о пикниках в горах и детских шалостях, не всегда невинных, о взаимных розыгрышах и стычках с соседскими парнями.
На воспоминания об отцовских нотациях и экзекуциях было наложено табу. Ведь кому приятно снова пережить былые обиды и унижения? Всем им в свое время пришлось и сгорать со стыда, придя в школу со следами побоев на физиономии, и молча глотать слезы, выслушивая незаслуженные упреки отца, и дрожать от страха и негодования, чувствуя свое полное бессилие и ничтожество перед разгневанным отцом.
Нет, определенно Таггарту не следовало волноваться по поводу оставленного в незапертом кабинете ларца. Никому из его братьев даже в голову не пришло бы войти туда без разрешения его хозяина. А хозяином кабинета теперь стал он, Таггарт-младший. И это ко многому его обязывало...
И тем не менее Таггарт знал, что уснуть ему вряд ли удастся, поскольку далеко не все его старые душевные раны зарубцевались. Поднимаясь по ступенькам широкой винтовой лестницы в свою спальню, он понял, что залечить их окончательно ему вообще вряд ли удастся.
Глава 2
В эту ночь он спал урывками, короткое тревожное забытье не приносило ему облегчения. В отличие от Джейса и
Злой на весь мир, Таггарт с утра принял три таблетки аспирина и выпил две чашки крепчайшего черного кофе, но это ему не помогло. В голову невольно закралась мысль о необходимости срочно наладить свою сексуальную жизнь. Яркий контраст между его подавленным состоянием и помятой внешностью и бодростью Джейса, пышущего здоровьем, наглядно демонстрировал преимущество активного и регулярного секса над спорадическими сношениями, перемежающимися с мастурбацией и фрустрацией.
Прежде у него не возникало в этом смысле никаких проблем, он совокуплялся систематически и с воодушевлением.
Но постепенно систематические коитусы сменились эпизодическими: в длительных археологических экспедициях выбор особей противоположного пола был невелик, и Таггарт привык откладывать удовлетворение своего естественного желания. Вступать же в интимную связь со школьницами-практикантками либо женщинами из соседнего воинственного племени он не решался. Правда, себе он в нерешительности не признавался, а мотивировал свое осторожничание тем, что староват для экстремального секса.
Выручали романтически настроенные дамочки, примыкавшие к экспедиции на один сезон, – антропологички, нуждающиеся в приработке, искусствоведки, утомленные кабинетным затворничеством, аспирантки, собирающие материал для диссертации. Как правило, в условиях тропического климата страсти вспыхивали и гасли очень быстро, обычно задолго до завершения работ. И следствием этого становилась напряженность в отношениях, мешающая спокойно и размеренно вести раскопки. Поэтому требовалось все хорошенько взвесить, прежде чем забраться вместе со своей очередной пассией в гамак. Осмотрительный по своей натуре, Таггарт с годами все чаще предпочитал сублимировать эмоции, с головой уходя в тяжелый физический труд. Но внутреннее напряжение исподволь нарастало, и у него все чаще случались нервные срывы, приступы бессонницы и припадки черной тоски. Лишь колоссальным усилием воли, закаленной с юных лет противостоянием своему деспоту отцу, Таггарт умудрялся избегать истерик и скандалов, общаясь с самками. «Умеренность во всем!» – был его девиз.
Он потер пальцами глаза, но изнурительная головная боль, терзавшая его всю ночь, как и ломота в промежности, не унималась. Обычно он просыпался по утрам мгновенно и редко мучился сонливостью. Сейчас же с ним явно происходило нечто странное. Хорошо еще, что отец все-таки переделал их крохотные детские комнаты в нормальные просторные гостевые с толстыми стенами и массивными дверями. Иначе ему пришлось бы страдать не только от малоприятных реминисценций, но и от приглушенных вздохов и стонов, доносящихся из спальни Джейса.
Вспомнив о нем, Таггарт пришел к парадоксальной мысли, что он, сам того не ведая, стал чем-то вроде громоотвода для своего старшего брата, «заземлив» его отрицательную энергию негодования по поводу подозрительных предсмертных сюрпризов их отца на банальные размышления о простых плотских радостях. Таггарт снова отхлебнул из чашки, счел кофе чересчур крепким и добавил в него сахара и молока, сожалея, что рядом нет его брата Остина, непревзойденного умельца по части приготовления этого бодрящего ароматного напитка.