Попытка говорить 1. Человек дороги
Шрифт:
– Айс?
– Погоди.
Я послушно отложил расспросы, давая другу возможность исследовать покойника при помощи магии. Сам я сделать этого по известным причинам не мог, вдобавок криминалистическое направление магического искусства никогда не было моим сильным местом. Вот если бы я отслужил в Попутном патруле не год, а хотя бы лет пять…
– Убийство совершено минувшей ночью, – внезапно ожил Айс, – примерно четыре или четыре с четвертью часа назад. Средство – "белый уголь" или заклятье того же куста. По ряду косвенных признаков можно предположить, что убийца воспользовался не собственной Силой, а жезлом. Неактивированный "белый уголь" можно вложить далеко не в любой материал…
–
– Думаю, сердечник из серебряной бронзы в оболочке кварцевого стекла его удержит.
– А если не бронза?
– Тогда чистое серебро. Но в таком случае жезл будет ещё дороже. Честно говоря, мне всё это не нравится. Есть много более эффективных и менее требовательных к материалам боевых заклятий. Почему именно "белый уголь"?
– Мне куда интереснее было бы узнать, что нам делать с… этим?
Айс хмыкнул.
– "Нам" здесь делать больше нечего. Но вот сообщить о находке в Попутный патруль мы, как законопослушные маги, обязаны.
Мы отъехали от тела на расстояние шагов в сто, после чего Айс учинил при помощи Побратима небольшой и тускловатый, но для магического зрения хорошо различимый издалека "фейерверк". Пришлось подождать ещё полчаса или чуть больше, но в итоге из поднебесья к нам стремительно спикировал небольшой зеттан. Патрульные осмотрели труп, выслушали осторожные высказывания Айса как главного свидетеля. Потом в ходе быстрого диалога (да, скорее диалога, чем допроса) убедились, что никто из нас троих не является ни убийцей, ни сообщником убийцы, и согласились подкинуть нас до ближайшего города, куда мы добрались бы на химерах лишь к вечеру. В общем, благодать, да и только: выполнили гражданский долг, сократили дорогу…
Но не знаю, как Айсу, а вот мне проснувшаяся интуиция портила существование в полный рост, продолжая упорно зудеть о некой неопределённой угрозе. "Ничего ещё не кончилось", – бубнила она без устали, как заевшая пластинка. И добавляла: "Это лишь начало!"
Как показали дальнейшие события, интуиция моя не ошибалась.
Вот только изменить ход событий её бубнёж оказался не в силах. Для интуитивных догадок это скорее правило, чем исключение.
Город, где нас высадили, издалека и с высоты смотрелся весьма причудливо – как большая изумрудная капля, окружённая россыпью белых алмазов. При ближайшем рассмотрении алмазы превращались в дома с островерхими крышами, занесёнными снегом, а изумрудная капля, живое сердце города, оказывалась ничем иным, как громадной, накрытой магическим куполом теплицей. Для Ракеоза такая планировка населённых пунктов являлась нормой, а основным занятием и к тому же средством прокорма для горожан – земледелие колхозного типа.
Насчёт колхозов я нисколько не шучу. Для земледельческой общины горожане были слишком многочисленны, слишком хорошо организованы и к тому же использовали слишком много "науки" – отнюдь не исчерпывающейся магией. Суровый домен не терпел произвола одиночек, кем бы они ни были, (практика выдачи разрешительных листов служила тут лишь дополнительным, хотя и красноречивым штрихом общей картины). Чтобы выжить, аборигены Ракеоза подчиняли личные интересы общественным, да так, что не рыпнешься.
Взять хоть те же городские колхозы. Громадные, площадью от квадратного километра и более, теплицы под магическими куполами принадлежали либо всему городу, либо – реже – магам Ледяной Ветви. Частная собственность на участки земли и на многочисленные водоёмы, кормившие сельских жителей, в домене отсутствовала как класс. Процветала клановость, при которой определённый род занятий вполне заменял фамилию и наоборот.
Называть быт ракеозцев казарменным я поостерегусь; но всё же казармой (а пуще того –
Язык, разумеется, отражал особенности жизни. Выражение "тянуть на себя одеяло" переводилось на местное наречие оборотом "дёргать Праматерь за бусы". Пересказывать историю Праматери и её жадного сына я не буду, но замечу, что бусы от такого обращения порвались и стали россыпью зелёных городов на белом саване заснеженных равнин. То есть в изначальном, не смягчённом смысле "дёрганье Праматери за бусы" явилось актом деструктивным и с чётким оттенком святотатства вдобавок. Что для мифа дело не новое – вспомнить хотя бы сотворение мира по-скандинавски.
Да, Ракеоз – плохое место для одиночек. И могло бы быть поистине кошмарным, если бы отсутствовала необходимость торговли с другими доменами. Теплицы теплицами, но потребности в свежей зелени удовлетворить полностью они не могли. Хотя бы потому, что не всем по карману выращенные в городских теплицах фрукты-овощи. Тассо-то едят все, но "на одном тассо здоровым не станешь" (ещё одна местная идиома).
Город, где мы оказались благодаря любезности патрульных, даже не назывался городом. Херта Ламатре, Община Единения, и все дела. Точно так же трактир, где мы остановились, не назывался трактиром. Дом Фессорта, по фамилии обитающего в нём семейства, согласного иметь дело с чужаками не изредка, а регулярно. За мзду, конечно же, а не просто так.
Мы надеялись, что в Херта Ламатре найдётся подённая работа для всех троих. Всё же не самый мелкий населённый пункт, неужто здесь никому не нужны рабочие руки? В ходе расспросов оказалось: да, нужны, причём многим. Но наширабочие руки применения здесь не найдут. Какие-то странные, как бы не религиозные заморочки. Пока я обходил "свою" половину Херта Ламатре в попытках найти себе или Ладе работу, местное население показалось мне экстремально угрюмым и замкнутым. Даже по меркам Ракеоза замкнутым – а это, доложу я вам, не фунт изюма. Наверно, кондовые сибирские старообрядцы ещё могли бы потягаться с ламатрийцами неприветливостью, а вот для милашек пуритан такое состязание оказалось бы проиграно ещё до начала. Если бы я не владел ламуо, со мной бы попросту не стали разговаривать. А так…
Попытки нажать на собеседников (примерно в том же стиле, в каком я нажал на Дарвана Ореха, убеждая его не мстить) заканчивались неудачей. При всём могуществе ламуодруидическое искусство не способно подчинить волю. Если с тобой не хотят соглашаться, с порога отвергают любые твои предложения, взаимопонимание достигнуто не будет.
Так что в дом Фессорта я возвращался злой, голодный и не на шутку взвинченный. И так-то терпеть не могу просить, а уж когда мои просьбы раз за разом встречают высокими стенами неприятия, возмущения и страха…
Да чтоб этим ламатрийцам до скончания веков снились лишь кровавые кошмары!
– Как успехи? – спросил меня Айс, управившийся с обходом чуть раньше.
Ожесточённо охлопав свою одежду, засыпанную повалившим с неба снегом, и содрав с головы малахай, тем же снегом превращённый в небольшой сугроб, я фыркнул:
– Судя по твоему голосу, точно так же. Никто не желает нанимать подозрительных чужаков. А если кто и желал бы нас нанять, тот слишком боится осуждения со стороны соседей.
– Не соседей, – педантично поправил Айс. – Страх местных рождён Дарующим Блага. Точнее говоря, возможной неблагосклонностью оного…