Попытка говорить 3. Нити понимания

Нейтак Анатолий Михайлович

Когда я дошёл до момента, когда со спящей Схеттой на руках я сошёл с Дороги Сна в новом, ещё не знакомом мире, обжитом тианцами, жена оживилась.

– Пора браться за рассказ мне, – объявила она. – Поведать, что сделал со мной Поток… и что я сделала с ним. А то Рин уже больше часа старается, язык натрудил, бедняга.

Я улыбнулся. Похоже, мне тоже предстоит услышать немало интересного. …лился рассказ моей жены, голос которой временами срывался на "хоровое" звучание, чем-то напоминающее органную музыку. Плавали над "стеклянным" столом иллюзии: пейзажи, лица и фигуры, отображения магических структур,

карты и интерьеры. В некий момент я мельком подумал, что Схетта имела бы большой успех как кинорежиссёр и клипмейкер – на стыке авангарда, фантастики и документальной хроники. Феерическое сочетание, да… как и она сама. Но чуть позже наступил момент, когда в моей душе загорелся огонёк тревоги.

Нет, я не перестал прислушиваться и присматриваться к её повести. Просто вынужденно отвлёк часть сознания на анализ причин своего беспокойства.

И результаты мне не понравились.

– У меня плохие новости, – сообщил я нарочито ровно, когда Схетта закруглила рассказ ожидаемым "проснувшись, я увидела рядом мужа и обрадовалась". – Придётся отложить наши несомненно приятные посиделки.

– В чём дело?

– Война на носу.

34

– Интервал? – спросила Схетта "хоровым" голосом. Теневое серебро затопило её глаза – Осталось менее двух суток.

– Противник?

– Риллу. "Безземельные" представители партии Теффора во главе с Хордакком, всего около семнадцати-девятнадцати Тихих Крыльев на стороне противника. Плюс свита, разумеется.

– Ожидаемые последствия?

– Разнообразные. Я сейчас просматриваю варианты… самое неприятное, что во всех, как костыль в шпале, торчит разрушение Ирвана и книахата.

– И почему ты говоришь об этом только сейчас?

При этом вопросе лицо Рина Бродяги впервые отразило глубокое, но сильное чувство. И чувство это было таково, что Зархот почёл за благо поскорее отвести взгляд.

– Я, – ответил высший, – тоже очень хотел бы знать, куда смотрели наши Видящие.

– Тогда что мешает спросить их?

– Тоже верно. Зархот, ты с нами?

– Да.

Рин поднялся. Хилла вновь поневоле сравнил его движения с пластикой Манара – и вновь подтвердил сложившееся мнение, что сравнивать их бессмысленно. Молодой риллу, подстать Ладе, походил на танцора, на ловкача, способного без подготовки и размышлений выдать любой акробатический трюк, не растрепав причёски. Боец, и притом опаснейший – да… но в небрежной грации Манара имелся существенный изъян, не позволяющий назвать его воином.

В движениях Рина эта безотчётная грация почти отсутствовала. А вот привычка к риску, в том числе смертельному – читалась чётко. То, что высший не раз и не два убивал, тоже наложило на него свой несмываемый отпечаток. Бродяга двигался не столько легко, сколько аккуратно и сдержанно. Сознающий свою силу и неплохо знающий её пределы, он походил не на блестящий вихрь, как его ученик, а, скорее, на разумную грозовую тучу. Тёмную, мощную и страшную.

Особенно сейчас.

Прикрыв на секунду глаза, Рин перенёс сложным многоступенчатым реверсом себя и хилла в джунгли. Схетта, переместившаяся своими силами, не отстала ни на мгновение.

– Здравствуй ещё десять тысяч лет, – сказал высший, находя взглядом престранное создание – Зархот

и не подозревал, что такие химеры вообще возможны. Продолговатая туша не то червя, не то моллюска, парящего в воздухе благодаря личному полю тяготения и покрытого естественной бронёй. С червями его роднила гибкость десятиметрового тела, а с моллюсками – три пары глаз на выдвижных стебельках, шевелящихся довольно характерным образом… и заканчивающихся "гранёными шариками", как фасеты пчелы или стрекозы. В "загривок" червя-моллюска врастало тело, подобное телам пресмыкающихся. Непропорционально крупная голова, атрофированные трёхпалые ручки, тощеватая грудная клетка. Ярко-алый по контрасту с чёрной чешуёй гребень. Выпуклые золотые глаза со зрачками пилообразной формы…

Несомненно, при всём своём искусстве харлавы не смогли бы создать такое существо. Тут поработал некто на порядок искуснее. То есть поработала.

Сьолвэн. Больше некому.

Надутый, как кожа на барабане, горловой мешок "всадника" издал смесь треска, шипения и свиста, сопровождаемого внятными – и адски "глубокими", многогранными, прихотливыми притом – ментальными сигналами.

– Пусть твои замыслы воплощаются в точном соответствии с твоими желаниями, Бродяга.

– Скажи-ка мне, Летучий Ящер, почему…

– Я могу присоединиться к беседе?

Зархот почувствовал себя откровенно неуютно. События, похоже, закручивались гибельной воронкой, норовящей поглотить его без остатка (да если б только его!) – а он, похоже, до сих пор не вполне отошёл от последствий стазиса, раз пропустил появление нового действующего лица.

Рин ничем не выдал недовольства, если оно и имело место.

– Присоединяйся, Капитан.

"Кто она такая?" – попробовал уточнить Зархот, направив мысль Схетте. Та не стала затягивать с ответом и отделываться кратким комментарием не стала тоже.

"Некогда та, кого мы ныне знаем под именем Сьолвэн, отпочковала своё эго от древнего единства, которое именует Сообществом…" Череда сжатых образов: схемы копирования структур мышления и памяти, нужда в общении и понимании, движение по неизученной, потенциально враждебной территории… и всё это – на стойком эмоциональном фоне напряжённости и риска.

"…недавно Сьолвэн, превзойдя границы безопасности, начала новый этап тихой войны со своим властительным супругом и с риллу как таковыми…" Взгляд со стороны на уже известные события, включающий фрагменты информации, которых Зархот ранее не имел. Одним из таких событий предстало его пленение, закончившееся в итоге стазисом.

"…но война, как любая игра, может окончиться поражением, каковы бы ни оказались предпринятые для победы усилия. Поэтому ныне Сьолвэн снова отпочковывает фрагменты своего эго от того единства, которое и есть она нынешняя, не жалея для них ни накопленной за тысячи лет памяти, ни Силы, ни иных ресурсов…" Снова схемы копирования-конструирования тесно переплетённых ментальных и витальных структур – куда более сложные, чем в начале, далеко за гранью понимания даже для специалистов в химерологии и ментальных дисциплинах. Скользящие образы: вот "родильные бассейны", вот проходящая процедуру удвоения спираль ДНК, вот бешено делящиеся живые клетки, а вот – рассыпающийся и собирающий себя вновь ветвистый фрактал…