Попытка возврата. Тетралогия
Шрифт:
— Может, тебе ещё и морду вареньем измазать? То вообще не хотел ничего, а теперь выделывается!
Настроение было хорошим, поэтому и зубоскалил без удержу. Серёга хохму про варенье не слышал и тоже посмеялся. Потом, надев клеёнчатый плащ и каску, я развернул мотоцикл и затарахтел по дороге. Пятнистый приятель сидел в люльке, накрывшись накидкой так, что только голова торчала. В общем, на первый взгляд, мы сразу не бросались в глаза, как наглые захватчики чужой собственности. Сначала, правда, я пугался встречных и попутных немцев, каждый раз по возможности прячась в кусты на обочине. Но со временем опасаться перестал, а наоборот — оборзел и катил нагло, иногда даже приветственно помахивая рукой. Ехать было действительно лучше, чем идти. Фрицы такого хамства не ожидали, и на нас никто даже не смотрел. А потом мы зарулили не туда. Видно, свернул не в ту сторону, и только минут через двадцать зоркий сокол Серёга определил, что едем не по той дороге. Не на восток, а на юго-запад. Разворачиваться было стремно. Сзади нас подпирала колонна машин, за которыми катили мотоциклисты. Можно влипнуть, если сейчас крутиться начнём. Тут сзади посигналили, и я, скинув
Порося пах офигительно. Да и на вкус был очень даже очень. Мы расположились в кузове БТР, с аппетитом уплетая эту вкуснятину. Эх, фриц. Лучше б ты в шеф-повары пошёл, а не в солдаты. Хотя, может, он и был на гражданке поваром. Вот им бы и оставался… Наших командиров отбили на удивление легко. Двоих немцев сняли в курятнике. Любители сырых яичек даже не пикнули. Потом я броском ножа ликвидировал часового возле двери, а Сергей тремя длинными очередями ухлопал остальных, которые сгрудились под навесом возле божественно пахнущего поросёнка. Пока он стрелял, я перекатом вкатился в комнату и прямым в челюсть успокоил немецкого офицера. Выглянув в окно и увидев, что Серёга своё дело сделал, пригласил всех наших на выход. Пока они выходили, обыскал офицера. Забрал пистолет, документы, а в полевой сумке нашёл пачку удостоверений. Как позже выяснилось, это были ксивы пленных командиров. Серёга ещё помогал им влезть в БТР, я уж смёл всё со стола вместе с брезентом, на котором был сервирован ужин, и сунул это в кузов. Убедившись, что все упаковались в бронированный гроб на гусеницах, прыгнул за руль и покатил отсюда подальше. Пока проезжали деревню, ни одного человека не видел. Только пару раз в окнах мелькнули белые пятна лиц. Конечно, дураков нет — под пули лезть. Но этим деревенским придётся солоно. За то, что мы устроили, с них теперь спросится. Хотя, честно говоря, не помню, немцы сразу зверствовать начали или им время на раскачку надо было? Но всё равно, этих селян было жалко. А дальше случилась неприятная история. Когда, отъехав километров на десять, остановился, всё ещё было хорошо. Пока ехали, Серёга, сидя в кузове, уж не знаю чем развлекал командиров. И тут я влез в тёплую компанию. Так скажем, со своим рылом — в калачный ряд. Согласен — несколько погорячился и нарушил правила субординации. Просто жрать очень хотелось, а запахи, доносящиеся сзади, до исступления доводили. Перед глазами не дорога была, а только нежно-золотистая корочка на хорошо прожаренном боку. Поэтому, рассчитывая познакомиться со спасёнными в процессе ужина, только заглушив движок, метнулся к кузову и распахнул брезент со снедью. Несколько секунд молча оглядывал открывшееся великолепие, а потом, сглотнув слюну, предложил:
— Ну что товарищи — налетай!
И тут один из них, тот, который вообще не раненый, вдруг делает красную морду и начинает орать:
— Боец, ты что себе позволяешь! Как смеешь в таком тоне разговаривать со старшим комсоставом! Тут дивизионный комиссар присутствует! И что у тебя за форма одежды?!
Ого! А я уже и забыл, какие фрукты у нас в армии встречаются. Последнее время всё больше с вменяемыми людьми дела имел. А тут этот гусь. Ну, сейчас я тебе разъясню, кто тут подчинённый и как надо с людьми разговаривать. Но разъяснить не успел. Пожилой мужик, лет пятидесяти, с большими звёздами на рукавах и орденом Красного Знамени на кителе, тихо, но жёстко сказал:
— Подполковник, немедленно прекратить!
И уже обращаясь ко мне, добавил:
— Вы нас извините. Сами понимаете, после той ситуации, в которой мы побывали, срывы неизбежны.
Пожав плечами, ответил:
— Бывает. Вы меня тоже извините, не заметил, что случилось.
Даже неудобно стало. Извиняется мужик, который вовсе не при делах, за какого-то мудака, что является его подчинённым. А может, даже и не является. Разбираться с наглым подполом расхотелось, тем более что мне вдруг стала понятна причина его ярости.
А случилось то, что к моему виду революционного матроса добавился яркий штрих. И где так штаны порвать умудрился, не знаю. Сзади висел большой лоскут, и я вовсю сверкал пятой точкой. То-то чувствую, как-то поддувать с тылу начало. Опять полез на место водителя. Где же я это видел? Ага, вот. Под вторым сиденьем был сменный комбез немецкого водилы. Почти чистый. Отойдя за кусты, переоделся, выкинув
— Степанов Андрей Яковлевич.
— Илья, м-м-м… просто Илья. — Я тоже представился, чувствуя себя глупо.
Хорошо, вмешался Серёга:
— Я вам потом объясню, товарищ дивизионный комиссар!
Тот кивнул, с недоумением глядя на меня, и общее знакомство продолжилось. Серёга оказался целым майором по фамилии Гусев. Надо же, почти угадал с его званием. Остальные были полковниками и одним говнистым подполковником, с которым я сцепился. Он носил олигархическую фамилию Ходорковский.
Поели. Предложили даже откушать жавшемуся к борту немецкому офицеру, которого прихватили с собой. Но он отказался, видимо, посчитав за издевательство. Конечно — челюсть у него минимум в двух местах была сломана. Потом, пока я дозаправлял броневик из канистры, краем глаза видел, как Гусев что-то рассказывает дивизионному, а тот удивлённо качает головой, одобрительно поглядывая в мою сторону. Пока возился с заправкой, объедки ужина были выброшены, и мы уже в сумерках поехали на восток. Предварительно, правда, Гусев, бросив на землю штук десять мешков, предложил наполнить их землёй и песком.
— Это корыто пулемёт чуть не насквозь пробивает! — пояснил он свою просьбу.
А я-то думал, на фига он мешки со двора захватил, не картошку же собирать?
По пути спросил Сергея, что такое дивизионный комиссар. Он покачал головой и сказал, что это типа армейского генерал-лейтенанта. А Степанов, ещё и член военного совета. Ну конечно, круче яиц, выше звёзд. Немцы, наверное, уписались от восторга, когда такого чина живьём захватить получилось. М-да… Это мы удачно встретились. И мужик он вроде неплохой. Борзого подпола резко на место поставил. Так что сегодняшнее знакомство очень даже на пользу будет. Весь в радужных мыслях, я давил на газ, выжимая из неповоротливой колымаги всё, на что она была способна. В узких полосках света из маскировочных фар проносились придорожные кусты. Один раз выскочил заяц и, пробежав метров триста перед нами, спрыгнул с дороги. Ехали мы так, ехали, и приехали. Почти всю ночь гнал, выбирая просёлки. Устал как чёрт. У этого тарантаса ни о каком гидроприводе руля и речи быть не могло. Плечи и руки ломило. Один раз меня подменил Серёга, но скорость тут же упала с моих сорока до жалких двадцати километров в час. Поэтому, отдохнув с полчаса, я опять сел за руль. А в утренних уже сумерках не разглядел немецкого поста. До этого как-то везло, и нам никто не попадался. А тут вылезло мурло, сразу напомнившее гаишника, и начало мне махать палочкой. Я, прибавив газу, попробовал его задавить (давно о таком мечтал). Смысла нам останавливаться не было. Машина в угоне, техпаспорта нет и водитель, то есть я, без прав. Сразу штраф, со смертным приговором. Но это всё хохмочки. А вот если серьёзно, за нами сразу рвануло три мотоцикла. Гусев, перетащив пулемёт на задний борт, пробовал их отстрелить, но получалось плохо. БТР скакал козлом и прицелиться было невозможно. Потом сбоку показалась какая-то техника, стоящая в поле, и оттуда к погоне присоединились ещё два гонщика и, что самое хреновое — БТР. С обочины какие-то дикие фрицы стреляли в нас, пытаясь попасть в стекло водителя. И попадали. Выбили сначала правое окно и почти тут же моё. Закрывать защиту было поздно, да и не разглядел бы я ни шиша в смотровую щель на такой скорости. Тут меня в первый раз ранило. В плечо как кувалдой влупили. Чуть руль не бросил. Рука сразу онемела, пришлось рулить одной правой. Ититская сила! Так я долго не протяну. Потом прилетело ещё раз. Теперь попало слева в голову. Попало чирком, но я начал уплывать. Где же эта линия фронта?! По моим расчётам, мы должны были её пересечь ещё с полчаса назад. Или наши опять отошли? Ну тогда всё, сливай воду, приехали. И ведь вообще сплошной линии фронта может и не быть. Сейчас там, где когда-то будет эта линия, всё вперемешку — наши, немцы. Потом, чувствуя, что вырубаюсь, успел только сказать сидящему рядом полковнику:
— Руль держи!
И всё…
Глава 4
…Плыву куда-то. Качает. Что-то не так получается, как эти долбаные зелёные человечки говорили. К себе обратно не попал. Или просто ещё не помер? Тут очень издалека донеслись голоса:
— Осторожнее, осторожнее с ним! Это очень важный раненый!
И голос чуть тише:
— Мы в курсе. Сам член военного совета им интересовался.
Ага. Похоже, план внедрения постепенно начал осуществляться. На этой мысли я опять потерял сознание.
Очухался на кровати. Хорошо, мягко. Потолок белый, простыни чистые. Рука с плечом замотаны бинтами. Башка тоже. Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве… а-а-а, не фиг первым в драку лезть! Вспомнив эту детскую кричалку, ухмыльнулся. Прямо про меня. Немного поёрзав, попытался понять, что за дискомфорт мешает наслаждаться жизнью. Сел на кровати, покрутил головой — не болит. Попробовал напрячь привязанную раненую руку — не болит. Осторожно потыкал себя пальцем в замотанное плечо — не больно! Это что ж получается? Или я тут уже минимум недели две без сознания валяюсь, или на мне всё как на собаке заживает. Ладно, разберёмся. Сейчас о насущном, ибо понял смысл дискомфорта. В туалет уже припирает и очень сильно. Встал, огляделся — ага, вот они тапочки. Открыл дверь и вышел в коридор. По нему бродили люди в коричневых халатах. Воняло больницей. Возле окна, в конце коридора, человек пять курило. Похоже, мне туда. Двинул в сторону курящих и не ошибся — туалет был там. На меня поглядывали, так как в отличие от халатоносцев я был в одних солдатских кальсонах, но ничего не говорили. Вернулся обратно и опять сел на кровать. Тут распахнулась дверь — и в комнату влетело что-то мелкое, в веснушках и белом халате. Медсестра, увидев, что ранбольной встал, всплеснула руками и завопила в коридор: