Попытка возврата. Тетралогия
Шрифт:
Там, в кабинете на втором этаже, нас уже ждали. Присутствовал мужик, весь в шитых звёздах на рукавах, как новогодняя ёлка, и несколько субъектов гражданской наружности. Мужик оказался первым замом самого Берии, Кругловым Сергеем Никифоровичем. Остальные были из какого-то КБ. Я представился, и меня тут же потянули к столу, на котором были разложены чертежи. Гражданские атаковали со всех сторон. И то не так, и это не эдак. Правда, потом, во всяком случае по поводу ППС, пришли к мнению, что его, после проверки опытного образца и доработки, можно пускать в производство. Признали-таки паразиты,
— Где эта артиллерия была, когда пехоту танками раскатывали?! Полку придаётся пара батарей в лучшем случае! А их авиация и фрицевская артиллерия моментом в расход пускают! И остаётся пехота с голой жопой и бутылкой КС против бронетехники! А так в каждом взводе по нескольку гранатомётов будет. Это как своя артиллерия. Даже если половина промажет, то другая половина так танки проредит, что ни о каком наступлении и речи быть не может.
Указал им и малую себестоимость фаустпатрона, и его простоту. Напомнил и о том, как РС использовали нестандартно, от безвыходности. А на вопрос о составе пороха в реактивной части гранатомёта сказал, что я не химик, вот над этим пускай сами думают. Потом поговорили ещё и, когда выдохлись, гражданских отпустили, а мы пошли на обед.
Поев, вернулись, но уже в другой кабинет. С секретарём перед дверями. Тот нырнул за дверь и, выйдя через минуту, пригласил заходить.
Мать моя женщина! Там, весь в пенсне и со звёздами в петлицах, стоял хозяин кабинета. Колычев, вытянувшись, доложился. Я тоже встал по стойке смирно и офигел. Ещё бы. Лицезреть главного палача всех времён и народов, как говорят теперешние демократы, не каждому дано. Берия поздоровался и пригласил к столу. Полковник вкратце доложил ему о нашей беседе с конструкторами, хотя я почему-то не сомневался, что Берии её содержание уже известно. Потом нарком обратился ко мне:
— Скажите мне, товарищ старший лейтенант, откуда у вас такие обширные знания, причём в разных областях?
И я начал вешать лапшу на уши. Хоть подобный разговор заранее продумывал, но мандраж всё равно бил. Это не Сухов, припёртый обстоятельствами к стенке. Это фигура глобальная. И разговор наверняка пишется, для последующего разбора по косточкам. Засыпаться на какой-нибудь мелочи было бы обидно. Поэтому врал очень осторожно. Говорил, что после контузии на меня как находит что-то. Тот же автомат придумал вообще во сне. А гранатомёт — после того как с РСами намучились. Причём эти озарения накатывают в основном после боя. В спокойной обстановке такого не бывает. И ещё одно обстоятельство есть. Тут я как бы замялся, и Берия подбодрил:
— Вы не стесняйтесь. Говорите свободно.
— Видите ли, товарищ нарком, я могу события предугадывать. Когда мы с майором Гусевым на задание собирались, я откуда-то знал точную дату падения Смоленска. Вернулись, и точно — именно в этот день Смоленск был взят немцами. И вот опять…
Я снова замялся, и меня опять подогнали:
— Ну что ты, как девушка,
Берия, усмехаясь, глянул на полковника и снова повернулся ко мне. Весело тебе становится? Ну тогда заполучи. Я вдохнул и сказал:
— Во второй половине сентября немцы возьмут Киев.
Веселье с Лаврентий Палыча сдуло моментом. Сразу стал серьёзным. Встал и, играя желваками, прошёлся по кабинету. Мы тоже вскочили и теперь, как магнитные стрелки, поворачивались вслед за наркомом. Потом он остановился и, уперев палец мне в грудь, сказал:
— Хорошо. Я запомнил твои слова. В конце сентября мы с тобой снова встретимся. Можете быть свободны.
И когда мы подходили к двери, добавил:
— Если на тебя опять что-то, как ты говоришь — накатит, сразу сообщай об этом Колычеву. Всё, идите.
Мы козырнули и вышли. Фух. Аж взмок от таких бесед. По пути на аэродром Иван Петрович интересовался, почему ему раньше про предвиденья не говорил. Но я отмазался, сказав, что сначала времени не было, а потом как-то из головы вылетело. И вообще, может это только один раз правду узнать получилось. Колычев покачал головой и сказал:
— Ну кто тебя вообще за язык тянул? Провидец выискался. А если немцы Киев не возьмут в сентябре, что делать будешь, подумал?
— А что, меня расстреляют за дезинформацию самому наркому?
Полковник досадливо махнул рукой:
— Бред ты несёшь. Кому ты нужен, тебя расстреливать. Уважение просто потеряешь, как трепач. И доверие. А уважение Лаврентий Павловича дорогого стоит. Ты думаешь, он каждого летеху к себе приглашает? Даже если тот автомат изобрёл? А он о тебе с первого дня знает. И поручился я за тебя именно перед ним.
Колычев замолк и, сгорбив плечи, посмотрел в окно. Потом, повернувшись ко мне, добавил:
— Немцы Киев вообще не возьмут. А если и возьмут, то гораздо позже. Там у нас мощнейший укрепрайон.
Помолчав ещё немного, встряхнулся и уже веселее, глядя на мою печальную физиономию, сказал:
— Ладно. Почти приехали — вон аэродром уже. А там посмотрим, куда кривая вывезет.
Глава 5
Гусев встретил меня, как потерянного брата. Два дня не виделись, а он уже весь извёлся. Майор, ржа как конь, похлопал по плечам, попытался щёлкнуть по носу и, когда это не получилось, спросил:
— Ну как съездили?
— Нормально. Был облабызен или облабзан, не знаю, как правильно говорить, высоким начальством. Но это потом. А сначала заарестовать пытались, фантики плюшевые. Но были посланы и, скорбя, удалились.
— Бывает, — повторил Серёга слова Ивана Петровича и добавил: — В Москве всё не как у людей, там что угодно может случиться.
Потом поинтересовался, как в тылу вообще? Сильные ли изменения с городом произошли в связи с войной? Я рассказал о том, что видел. Вместе посмеялись над неудавшимся арестом. Потом майор выдал местные новости и почти без паузы предложил сходить к медсёстрам в санбат.
— Там новенькие появились, может, кого по вкусу увидишь.
Соблазнитель, блин! Сходили — не увидел.