Попытка возврата. Тетралогия
Шрифт:
И рассказал. Про то, как штурмовики без прикрытия переправу пытались бомбить. Так до неё даже не долетели — всех положили. И как совершенно целые танки, только потому, что их погнали маршем и не озаботились снабдить топливом, — подрывали, чтоб врагу не достались. И как один комдив не поддержал своего соседа, который вырвался вперёд. Причём не поддержал то ли из тупости, то ли из зависти. И дивизию соседа перемололи. А потом принялись и за второго, который без приказа в носу поковырять не может. Рассказал ещё много чего.
Вождь только желваками играл, слушая, да периодически с Берией фразами по-грузински перекидывался. Лаврентий Павлович иногда кивал, иногда пожимал плечами и что-то записывал.
— Я понял… Видите ли, Илья, ваши группы докладывают нам общую обстановку на фронтах. Те частности, о которых вы говорили, идут в докладах достаточно редко. Мы это изменим. Я так думаю, что даже из-за такого, на первый взгляд, мелкого головотяпства и непрофессионализма может произойти ваш первый вариант. Что ж, будем больше работать, чтобы быть в курсе всего. А сейчас у меня ещё один вопрос к вам — что это за смесь вы придумали? Судя по докладу, что мне предоставили, это вообще — библейский огонь с небес или жупел какой-то. Это что — тоже из разряда озарений?
— Так точно, Иосиф Виссарионович!
И я начал рассказывать про напалм. Вождь, слушая меня, даже повеселел, только в конце спросил:
— А почему напалм?
— Вы знаете — я даже не могу сказать… само собой это непонятное слово в голове появилось…
— Ну ладно, напалм так напалм. Звучит достаточно грозно, хоть и непонятно.
А потом, повернувшись к Берии, приказал:
— Лаврентий, это очень сильное оружие. Тут режим секретности должен быть как с реактивными установками, даже выше. Так что займись.
Комиссар кивнул и опять застрочил в блокноте. Тут я вспомнил про летунов, которых ненароком подставил.
— Товарищ Сталин! Разрешите личную просьбу?
Дождавшись удивлённого кивка, продолжил:
— Тех лётчиков, что из-за меня сняли с фронта, куда денут? Они опасаются, что хоть и дали подписку о неразглашении, их всё равно могут на Колыму отправить. Вот я и хотел сказать — это только моя вина и нельзя ли обойтись без крайних мер?
Виссарионыч даже рассмеялся:
— Вы что, Илья, нас за людоедов считаете? Ничего с ними не будет. Хоть сведения и секретные, но вам могу сказать — на Чукотку они переведены. Нам союзники самолёты будут поставлять, так эти лётчики их перегонять будут. Поближе к фронту. Ну а сами уже воевать не будут. Мы не можем допустить, чтобы человек, знающий секрет напалма, попал к немцам. А у лётчика судьба такая, что в любой момент сбить могут над вражеской территорией. Так что они вам только спасибо должны сказать — теперь все живыми после войны останутся.
Покачивая головой и ещё улыбаясь, Сталин подошёл к столу и, видно, нажал какую-то кнопку, потому что через несколько секунд дверь открылась и зашёл Поскребышев с папкой в руках. Отдав папку, он моментально смылся, а вождь извлёк из неё маленькую красную книжечку. Точнее, корочку какого-то удостоверения. Открыв и почитав, что написано внутри, он поманил меня пальцем и, когда я подошёл, протянул её со словами:
— Есть мнение, назначить вас моим личным порученцем.
И видя, что я уже открыл было рот, жестом пресёк возражения и продолжил:
— Вы остаётесь в группе Колычева и отныне будете не только моими глазами и ушами на своём участке фронта, как это было раньше, но также можете самостоятельно принимать решения, исходя из обстановки, или отменять глупые приказы, наподобие тех, о которых вы упоминали. Ну а если вам попадётся такой комдив, который не поддержал своего соседа, как вы говорите его фамилия?
Я никаких фамилий не называл, но тут пришлось расколоться.
— Так вот, если вам попадётся такой вот Дробенко, то вы можете привлечь его к суду военного трибунала. Или самостоятельно разобраться с ним, на месте.
Вот так
— Вы после нашего разговора подойдёте к товарищу Поскребышеву, он скажет — куда вам подойти за ордером. Так как память к вам не вернулась, а у человека должен быть дом, то мы решили, что квартира в Москве будет хорошим подарком Герою Советского Союза.
Офигеть! Надо же, на халяву хату в первопрестольной отхватил. Я про это даже и не думал. Зачем мне квартира, когда всё время провожу на фронте? Но если так всё повернулось, отказываться точно не буду. Теперь, приезжая, не в гостиницах кантоваться придётся, а в личных апартаментах. Блин. А может, и не в личных, может, это комната в коммуналке будет? Хотя вряд ли усатый будет на мелочи размениваться.
Да ладно, схожу — увижу. После ещё почти часа общения с вождём я наконец был отпущен. Только вот послезавтра мне следовало явиться в Кремль на награждение. И ещё от щедрот был выделен аж десятидневный отпуск на обустройство. Во как! Получив у секретаря Виссарионыча адрес управы, где меня ждал ордер, поскакал туда. Город я знал фигово, хорошо ещё хоть дали машину, которая довезла до места.
Главный раздаватель квартир — толстощёкий шпак в сером полувоенном френче, который так любят напяливать на себя все закосившие от армии начальники, встретил меня, виляя хвостиком. Ему, разумеется, уже позвонили, и поэтому к моему приходу всё было готово. Щекастый, изгибаясь, выдал все бумаги и выразил желание дать сопровождающего, который покажет мне местонахождение дома. Шариться в поисках нужной улицы по незнакомому городу не хотелось, поэтому благосклонно его желание удовлетворил. В сопровождение мне выдали мадам. Мощную мадам. Я обратил внимание, как пухлик на неё посмотрел, и сделал вывод, что он выделил в спутницы идеал своей красоты. Вспомнился фильм «Пятый элемент» и похожая ситуация. Это когда Брюс Уиллис, глядя на жену, предложенную ему генералом, твёрдо сказал — нет. Я же выделываться не стал, только подхихикивал полдороги. Остальную половину мрачно молчал, потому что мадам приняла моё хихиканье за заигрывание. Возле дома твёрдо пресёк её попытки показать квартиру и, распрощавшись, поднялся к себе. Открыв здоровенную входную дверь, только присвистнул. Однако — хоромы. В коридоре можно было в футбол играть, такой он был широкий и длинный. И комнат было целых три, не считая кухни. Только вот на фига козе баян? Я тут только на уборке умру. Мне бы и однокомнатной за глаза хватило. Пока оглядывал комнаты, в дверь кто-то осторожно постучался. Оказывается, тётка — управдомша. Поприветствовав нового жильца, она объявила, что я могу получить по каким-то накладным мебель и посуду для обстановки. От такого подхода даже несколько заколдобился. Уточнил — на халяву мебель давать будут?
— Ну разумеется, товарищ военный. Вам же вместе с ордером накладные выдали. Вы их мне отдайте, и я всё приготовлю. Сегодня же вечером вам то, что положено, завезут.
В голове мелькнуло — коммунизм, коммунизм начался, только я не заметил его прихода. Уже не удивляясь ничему, отдал ей бумаги. Лишь спросил:
— А что тихо так? Дом полупустой, что ли?
— Нет, что вы! Просто на работе все. У нас всего четыре квартиры пустые стоят — опечатаны. Хозяева — кто в эвакуации, кто на фронте. Да и когда все собираются — не шумят. Народ здесь солидный живёт. Профессора, военные, музыканты известные.