Попытка
Шрифт:
Тогда она была счастлива. На завтра задали только прочитать и пересказать короткий рассказ – это чепуха. А значит можно было насладиться прекрасным временем, когда дома тихо и свободно.
Но не всё шло гладко. Первым разочарованием стал неработающий «СТС». Экран шёл помехами и шипел. По времени уже должны были идти мультики. Лида залезла на стул и пошевелила антенну, но шипение лишь усилилось.
Вздохнув, она защёлкала дальше. На Первом шли новости, и она тут же переключила – этого добра хватит и дома за ужином. На «ТНТ» дурацкое шоу с визгливыми скандалами – мимо. Криминальный сериал про работу милиции тоже был переключён. Обед так и прошёл бы в тишине перед чёрным экраном, однако она в упрямой надежде листала дальше и наткнулась на что-то необычное. На экране было мультяшное
Разумеется, её, падкую на зловещую музыку псевдо-документальных фильмов, на таинственные истории и налёт научности (радиация! взрыв! ликвидация!) мгновенно заинтересовала эта история. Авария на Астраханской атомной электростанции стала новым увлечением, потеснив прежний интерес к египтологии.
Минимум год она смотрела все возможные, разной степени паршивости и достоверности, документалки, которые удавалось отыскать. Родители с раздражёнными вздохами, всё же покупали, когда она замечала за стеклом витрины ларька очередной несчастный жёлтый журнальчик с сакраментальным «Тайна взрыва на Астраханской АЭС. Мутанты в зоне отчуждения» на обложке.
Во всех фильмах об аварии упоминался примерно один и тот же набор людей, так или иначе причастных к самой аварии или её ликвидации, поэтому Лида надолго запомнила не только Багрова, но и приличную часть других академиков атомного института, а ещё с десяток разных министров СССР. Однако Багров со своей жутковатой, но героической историей запомнился, конечно, больше всех.
Потом было затишье и перемены интересов. Хотя, разумеется, детское увлечение никогда не уходит насовсем. Незримые силуэты большой аварии и мёртвого академика незаметно присутствовали в её жизни даже тогда, когда она ни о чём таком не думала, увлекаясь супергеройским кино и мюзиклами.
Но долго силуэты стоять без движения не могут. И на первом курсе на Лиду вновь обрушилось пыльное, но ещё поразительно живое увлечение. Всё из-за случайно взятого по скидке томика нашумевшего романа. Какой-то американец смело да правдиво вдруг написал про ту самую аварию, напомнив о ней всему свету, хотя прошло больше тридцати лет.
Роман вызвал много критических откликов – «Как он смеет писать о нас?!» Но были и другие – «Плохо только, что этот роман написан не нашими!»
Лида, конечно же, мимо пройти не могла. Детство отозвалось в груди томительным чувством «О, в десять лет я бы любого эксперта урыла в этой теме». Девочка в ней запищала от восторга. На этой волне книга была куплена и прочитана за два вечера и одну ночь, полную обгрызенных ногтей и тех трясучих моментов, когда надо непременно отложить книгу лицом вниз, походить по комнате, может, сделать себе чай, в крайнем случае издать тихий стон, съехать вниз на стуле, а после снова вернуться к чтению.
Роман не был идеален. Менталитетный невпопад. Однако прошлое, её личное прошлое, всколыхнулось и вновь стало живее всех живых. Снова стоял перед глазами образ смелого академика, рвущегося в самое пекло.
И снова, как когда-то давным-давно: документалки, статьи, интервью… Теперь Лида стала гурманом. С интернетом, которого не было в её детстве, можно без проблем читать любые статьи, быстро находить нужное, выискивать что-то редкое.
Скоро она заметила, что всё дальше отклоняется от темы самой аварии и всё больше кренится в сторону того, кто эту аварию ликвидировал. Потанцевав какое-то время
И это действительно было пресловутое «просто так». Она всегда числилась абсолютной троечницей в физике, химии и подобном. Хотя тройки в этом случае служили, скорее, щедрым подарком. Нынешняя её специальность была максимально далека от очаровательных в своей непостижимости атомных электростанций, химико-физических процессов, графитовых стержней и прочих неясных вещей. Хотя, это не мешало ей слушать немногочисленные записанные лекции академика Багрова. Даром, что она не понимала из них и десяти процентов. Голос, манера речи – Лиде было отчего-то приятно просто слушать этого человека, пока на листе рождался внеочередной его портрет.
В этот раз рисунок вышел неплохим. Хотя мог быть и лучше, конечно. Лида улыбнулась. Ещё не профессор и не академик, а только выпускник института Виктор Багров, смотрел на неё с блокнотного листа. Такой юный, но уже такой взрослый. Ей почти удалось передать его тяжёлый взгляд. Она была рада, что нашла это фото. В бесконечно-приятных бессонных ночах Лида путешествовала по анналам интернета в поиске статей, фото и видео, которых она ещё не видела. С каждой такой вылазкой новых материалов находилось всё меньше. Кажется, в её телефонной галерее были собраны все фотографии Багрова, имеющиеся в интернете. Ей нравилась его абсолютно обычная внешность. Если не знать, то ничего особенного в нём и не увидишь. Мужик как мужик, таких тысячи ходят по улице. Но стоило начать копать, как выяснялось много интересного, заставлявшего растекаться безвольной восхищённой лужицей. Он был крупным учёным, прирождённым лидером и просто очень талантливым творческим человеком. Он был героем, чёрт возьми.
Наверно, сложись его судьба иначе, она бы и не обратила на его историю особого внимания. Да и никто бы не обратил. Мало ли на свете этих геройских героев, которые осыпаны славой и плюшками за свои деяния? И что, всеми восхищаться теперь? Да тот же академик Павленко, вон, тоже герой – и что? Он какой-то слишком благополучный и по- живому вертлявый для того, чтоб его как-то особо выделять… Впрочем, может, не только в трагической судьбе Багрова дело? Он ведь сам по себе ей тоже нравился. Не только манерой красиво говорить и приятной улыбкой, разумеется. Ей нравились многие его качества, на которые она смотрела с белой завистью. Например, умение критически мыслить, что, наверно, присуще любому учёному. А ещё способностью идти напролом и доказывать свою правоту, даже если это обернётся провалом или неприятностями для него самого. Лида бы не отказалась отсыпать себе хоть каплю этой его смелости. Он бы вряд ли побоялся запретить маме помыкать им и обзывать себя… Хотя, наверно, будь у него такая мама, то он едва ли вырос бы таким…
Лида жадно читала о нём всё, что могла найти. И с каждым новым фактом очаровывалась всё больше. Одарённый мальчишка, окончивший школу с золотой медалью. Молодой многообещающий учёный, легко идущий вверх по карьерной лестнице. Уверенный и успешный академик, без пяти минут глава института атомного производства.
А потом авария на Астраханской АЭС. Он не был реакторщиком, и Лиде поначалу было непонятно, почему именно его отправили туда. Но потом стало ясно, что там был нужен именно химик, который сумеет погасить взорвавшийся реактор. И, как говорили, никто кроме Багрова с этим бы не справился. Конечно, там потом побывала уйма учёных, но он сделал главное в первые дни и часы, не паникуя и сохраняя холодную голову.
«Он лез везде первым, чтобы знать куда отправляет людей, – говорит в интервью уже довольно старый военный в медалях, а на момент аварии лишь один из десятков дозиметристов. – Провёл в опасной зоне гораздо больше времени, чем должен был – всё боялся перестать контролировать». «…будто случайно всегда забывал дозиметр в раздевалке, потому что иначе бы его отправили обратно первым же рейсом!» – с ухмылкой замечает бывший председатель совета министров. Лиде было трудно остаться равнодушной после подобных слов. А Багрову, при такой бурной деятельности, оказалось трудно сохранить здоровье.