Пора хризантем
Шрифт:
Вера Александровна. Зачем же вы нас обижаете, Макар Савельевич? Город наш точно небольшой? Но в нём даже университет есть. И поезда, которые на Москву у нас все как один останавливаются.
Макар Савельевич. Не смешите меня, Вера Александровна, поезда? Было дело, как-то за вашим поездом я без малого полдня на вокзале простоял. Жалко, не слышали вы, как я тогда костерил эту вашу Новоапрелевку. Только название, город? А так, аппендикс. Я, извиняюсь, хоть вы мне объясните, для чего этих аппендиксов понаделали.
Вера Александровна. Ну, зачем
Макар Савельевич. А что, я не прав? Аппендикс он и есть. Людям, я замечаю, тут и делать нечего. Да и мне отсель уезжать надо. Чего тут сидеть. Скажу по секрету, меня на втором этаже трехкомнатная, в Краснодаре ждёт.
Вера Александровна. А нас в Краснодар не зовут. Мы здесь обжились, здесь все свои, здесь работа.
Макар Савельевич. Ой, удивляете вы меня, Вера Александровна. И какая же у вас тут работа?
Вера Александровна. Какая-никакая, а уж сколько лет я медсестрой работаю.
Макар Савельевич. Сказали, медсестра? Да медсестрой вас в любой деревне возьмут.
Вера Александровна. Вы, Макар Савельевич, так говорите, будто сами, дипломат какой.
Макар Савельевич. Ну, не дипломат, это точно, однако около того. Вся жизнь моя, можно сказать, прошла, промеж морей и океанов.
Вера Александровна. Надо же? Счастливый вы человек, Макар Савельевич. Мореплаватель вы значит? Весь земной шар повидать вам довелось? А я б, как вы не смогла. Небось, страшно в океане том.
Макар Савельевич. Это вы верно, Вера Александровна, заметили. Иной раз такая волна на тебя прёт! Смотришь, на эту тварь, и думаешь, вот тебе и конец пришел, а ты даже ни кому из родных письмеца не написал.
Вера Александровна. Раз там страхи такие, сидели бы дома, как я.
Макар Савельевич. Это по первой страшно. А потом уже без этого дела и жить не можешь. Само оно тебя тянет к чужим берегам. Где я только не побывал, Вера Александровна. В Греции это совсем, как дома, а так и в Сингапур ходили, раз даже на Гаити под загрузкой стояли. Вы не поверите, там у них обыкновенных женщин вообще нет. Все до одной негритянки.
Вера Александровна. Надо же?
Макар Савельевич. А ещё, хотите, я вам случай расскажу. Идём мы как-то под панамским флагом через Баб-эль-Мандеб...
Вера Александровна. Я вас не понимаю, Макар Савельевич, вот вы столько стран перевидали, а к себе в дом без жены вернулись. Приглядели бы себе гаитянку какую заморскую. Они-то, чай, лучше наших?
Макар Савельевич. Да кто же их знает? Может, какая и получше. Только непонятно, как с ней потом на суше разговаривать. Они-то по-нашему ничего не понимают.
Вера Александровна. Это беда. А то, может, оно и лучше, что не понимают. Ругаться с нею не из-за чего будет.
Макар Савельевич. Само собой.
Вера Александровна. Ну, а ещё, чудеса у них там какие?
Макар Савельевич. Много я у них чудес повидал. Автобусы у них как у нас бегают. Не такие, как наши, но тоже есть. А самый шик это
Вера Александровна. И как?
Макар Савельевич. Обыкновенно. Только сдачу мне дал непонятными долларами. Бумажки прямо такие красивые, но на них там ничего не купишь. Так с тех пор они у меня и лежат. Память осталась.
Вера Александровна. А вы, Макар Савельевич, выпейте винца моего домашнего. За морем, вино чай совсем не такое. Да и закусывайте, не стесняйтесь.
Макар Савельевич. Благодарю. Можно и винца. Хотя, знаете, мы матросы больше по пиву. В каждом порту там пивные, и мы сразу туда. Пиво там, Вера Александровна, чтоб вы знали, пинтами продают. А Осипенко всегда говорил, тот не матрос, кто не может выпить пять пинт пива. А сам Осипенко был горазд. Он мог и восемь и девять одолеть и в кубрик потом без подмоги заходил. Да, матрос!
Вера Александровна. Интересно вы рассказываете, Макар Савельевич.
Макар Савельевич. Да, что там. Я столько всего повидал на своём веку. И вы, Вера Александровна, сами заходите ко мне. Я вам бумажки те сингапурские покажу. Таких вам точно никто не покажет.
Уходят.
# 10 #
Из дома выходит Игнатий, Виктория возвращается с работы.
Виктория. Я так больше не могу. Не буду я больше в этом институте работать. Сегодня он так кричал, так кричал. Он орал на меня, как на школьницу.
Игнатий. Кто кричал?
Виктория. Проректор по режиму, генерал бывший.
Игнатий. Ты же замдекана?
Виктория. А ему всё равно. Привык на своих солдат орать. И на нас орёт, будто солдаты мы. С меня хватит. Пусть увольняют.
Игнатий. Сядь, успокойся.
Виктория. Налей воды из холодильника. Мне отойти надо.
Игнатий. А за что он кричал на тебя, Вика?
Виктория. Ты же знаешь, куда бывших военных после службы отсылают? В образование. Они привыкли в армии солдат строить, а теперь у нас со студентами флешмобы устраивают. Как студенты учатся, их не интересует. Главное для них флешмобы. Я не обеспечила заполняемость на стадионе. Студентов с шарами построили в виде букв. От факультета нужно было шестьдесят пять человек, а пришли только двадцать девять. Не те буквы получились, а я виновата.
Игнатий. Когда я учился, нас никто не заставлял стоять истуканами.
Виктория. А теперь вот так. Надо и не надо - флешмобы.
Игнатий. А ты здесь причём? Ты же замдекана по воспитательной работе, да ещё на одну треть ставки?
Виктория. Я у них вообще при всём. У нас ставку замдекана разделили на троих. Тот, что по науке, притворился, и как бы, не при делах. Его вообще на работе нет. У него, то наука, то медитация. Ответственная за учёбу попала в больницу. Осталась я. За свои гроши я должна целый день в кабинете сидеть, бегать на совещания и за всех разгоняи получать.