Пора охоты на моржей
Шрифт:
Эрмен не спускал рук с маховика мотора. Оо стоял на корме, широко расставив ноги, наклонившись против ветра, и подгребал длинным рулевым веслом, громко командуя:
— То-о-гок! Вперед, полный вперед!
Две пары длинных весел в уключинах дружно опускались в воду.
— А-а-аа! Осторожно, мерынре! Тише, табань!
Вельбот резко останавливался и опасливо пятился назад.
— То-огок! Вперед!
И весла снова опускались в воду.
Брызги били в лицо Оо. Шапку сдуло ветром вместе с капюшоном, и она болталась на спине. Ветер трепал уккенчи и пытался
Самолет все чаще и чаще появлялся над вельботом. Оо мысленно благодарил его. Гул моторов перекрывал шум моря, подбодрял людей, они с силой налегали на весла.
— Наверно, пароход близко. Самолет все время над нами, — надрывался Оо, стараясь перекричать шум моря.
И снова командовал:
— То-о-гок!
Как только вельбот оказывался на волне, Эрмен, не снимая рук с мотора, привставал и пристально вглядывался в седые волны. Он не видел судна, но заметил, что самолет не так далеко круто развернулся и снова направился к вельботу.
— Вай-вай чымче! Близко, близко уже! — в бурном восторге кричал он.
Но как ни вглядывались охотники, ничего, кроме грозных волн, не видели. А волны становились смелее. Они уже беспрепятственно проходили по всей полосе льда, переворачивали попадавшиеся на пути льдины и льдинки. Коварные гребни подкарауливали вельбот. Они возникали то тут, то там, и определить, откуда появятся очередные, было невозможно. Один такой гребешок — и от вельбота ничего не останется.
Вдруг перед самым носом вельбота вырос гигантский гребень. Он подминал под себя льдины, раскидывал их в разные стороны и с грохотом надвигался на лодку. Оо крепче ухватился за рулевое весло. Гиункеу свалился на дно вельбота и пытался спрятать свое длинное тощее туловище под банкой. Остальные сидели лицом к Оо и ничего не видели.
— Вай-вай! Держись! — успел крикнуть Оо.
Эрмен грудью лег на мотор и ухватился руками за колодец. Подняв весла, охотники прижались к банкам. Но, к счастью, гребень только изрядно подкинул вельбот, пронес у бортов несколько ледяных глыб и, недовольно шипя, исчез, как будто его и не было.
Не успели охотники опомниться, как Эрмен закричал:
— Пароход! Пароход!
И совсем рядом, в сотне метров, на вершине той самой волны, которая пыталась проглотить вельбот, показался нос буксира, обнажилось покрытое водорослями днище. А потом нос его повалился вниз, и волна скрыла судно.
Волны, шуга, брызги, рев моторов — все это слилось в один кошмарный шум. Ныли спины, из рук вываливались весла… Еще миг, еще минута — и конец.
Судно подходило к вельботу с правого борта. На борту буксира стояла команда с концами в руках. Петли были приготовлены заранее. По борту протянули канат, проходивший чуть выше ватерлинии.
— Мерынре! Осторожно, тише! — весь собравшись, скомандовал Оо.
Буксир вскидывало на волнах, бросало вниз, и он никак не мог сблизиться с вельботом. Но вот он будто провалился в пропасть, и вельбот оказался
— Вельбот не бросайте! — в испуге кричал Оо.
— Какой к лешему вельбот, хоть бы сами живы остались, — ругнулся один из матросов и спрыгнул в лодку. За ним прыгнул второй.
Вельбот зацепился за фальшборт, наклонился на бок.
«Пропали матросы», — подумал Оо.
Но волна отхлынула, вельбот выправился, матросы подвели тросы, и судно закачалось на талях. Раздался треск — это стальные тросы сдавили борта вельбота.
Над буксиром проревели моторы, самолет сделал круг и, набирая высоту, скрылся за облаками. Радист отбивал морзянкой: «Задание выполнено. Люди спасены».
Буксир развернулся и, зарываясь носом в воду, пошел в порт.
И тут только Оо почувствовал, как он устал. Оо привалился к стене рубки и медленно сполз на палубу. Сильные руки матросов подхватили легкое тело старика и бережно понесли в кубрик. Но душа его стала сильнее. Теперь появилась уверенность: за жизнь нужно бороться.
Маленький поселковый клуб был набит до отказа. Колхозники сидели на скамейках, на полу, стояли у стен и в проходах. Старики дымили трубками, молодежь с открытыми ртами слушала рассказ Эрмена.
— Когда нас вынесло в эрвыргыр — в пролив, мы думали, что погибли. Оттуда еще никто не возвращался живым, но вот нас нашел самолет, пришел пароход… — Эрмен подробно рассказал все, но ни словом не обмолвился о случав с Гиункеу.
— Какомей! — раздавались возгласы удивления.
— Этки! Плохо!
— Жутко! Страшно!
Эрмен кончил. Воцарилась тишина.
— Такой человек не должен быть бригадиром, — сурово сказал с места старый Калянкау.
— Плохой тот, кто не слушает других!..
— Кейве! Верно, верно!
Тэюнкеу готов был к такому приговору. Он встал и смело посмотрел в глаза людям:
— Да, я виноват. Все, — и сел на место.
— Пусть из бригады скажут, как они думают.
С последнего ряда поднялся Оо и стал протискиваться вперед.
— Я думаю, — неторопливо начал Оо, — что не надо ругать Тэюнкеу. Его отругало море. Он понял и пусть будет бригадиром. Я кончил, — и Оо сел тут же рядом. Потом, словно что-то вспомнив, встал и добавил:
— Если надо, я буду в бригаде Тэюнкеу, — и посмотрел ему в глаза.
Люди расходились, обсуждали подробности случившегося. Уже на улице Ако догнал директора школы и спросил:
— А как же экзамен?
— Не экзамен, а экзамены, — поправил директор. — Будешь сдавать осенью, — и взъерошил жесткие волосы Ако…
С тех пор как бригада благополучно вернулась домой, Гиункеу не выходил на улицу, ни с кем не разговаривал. Вот и сейчас он не пошел на собрание. Сидел в комнате на полу, вытянув ноги.
«Судьба не любит меня. Она зло посмеялась надо мной, я не могу перенести стыда и позора… Я должен быть там, у верхних людей…» — Гиункеу схватился за голову и закачался на месте.