Пора Познакомиться. Книга 2. Молодость
Шрифт:
Ребята хитрили, пытались нагибаться, чтобы ветер бил мне в лицо, но я умела расслаблять мышцы так, что мне это было нипочём. Никто меня этому не учил, всё получалось само собой. И они переставали так поступать, пощады не прошу и не ною, а таких дразнить неинтересно.
Тогда очень в моде были чешские Явы, двухцилиндровые и обладатели их задирали нос.
Один раз меня позвал прокатиться, мой сосед с посёлка, Валерка. Он был старше меня порядком. Я с удовольствием поехала.
Мы
А я так же словами остудила его пыл, совершенно не пытаясь отбиваться руками. Просто посмотрела довольно ехидно и проговорила,"что лёгкая добыча попалась, поплыл? Охолони, рыбка с крючка сорвётся". И он понял, отпустил меня, отошёл в сторону и произнёс:
– А ты опасная штучка, заведёшь и в кусты"
– Ну, извини, если ты не так понял, я не виновата."
Потом мы поехали домой. Он был злой и можно сказать, выехав на дорогу рванул с места в карьер, ещё не успев как следует вырулить. Под колесо попал камень, мотоцикл заюлил и упал.
Очнулась я от боли в ноге и того ощущения, что меня кто-то тянет за руки. Мне казалось, что я сплю дома в кровати и неизвестный пытается меня из неё вытащить. Я резко рванула руки и ещё не вполне придя в себя, стала молотить кулаками этого, кого-то.
Пока до моего сознания не дошёл голос, "да не дерись ты, слава Богу, живая'. Я окончательно пришла в себя и обнаружила, что сижу на обочине, он стоит передо мной на коленях, а мотоцикл лежит на боку в стороне, уже заглушенный.
Нога у меня сбоку обожжена на икре. Мы упали на бок, мотоцикл придавил мне ногу и обжёг выхлопной трубой. Он не потерял сознания, а я видимо стукнулась головой и потеряла сознание. Вот оттого и забыла где я и что.
Когда окончательно пришла в себя он велел мне подождать и отбежал к лесу. Вернулся с намоченным платком и завязал мне ногу. Платок он посолил. Я уже знала, что соль снимает ожог и не сопротивлялась. Только ехидно заметила, ишь запасливый какой, а он ответил, что соль всегда лежит у него в сиденье, так как он часто ездит на рыбалку, а соль это такой продукт, который частенько забываешь. Вот он и держит солонку и спички заодно в сиденье постоянно. Так что моё ехидство пропало втуне.
Потом мы ехали домой уже неспешно. У дома, прощаясь, он сказал: " Ты меня прости, за то, что полез, сама знаешь, что про тебя на посёлке болтают"
– " А ты больше слушай сплетни-съязвила я.
– Ладно проехали и забыли". Он был очень доволен и не скрывал этого.
После того случая он обрезал болтунам языки основательно.
Вот так я и жила в тот период на деле и на слухах и главное не старалась отрицать развеивать их, мне было всё безразлично. На работе моё вне рабочее поведение не сказывалось, а личная жизнь никого не касалась.
Компания у нас сложилась разношёрстная,но
Все мы в общем-то дети неблагополучных семей, но среди нас ,несмотря на вызывающее с виду поведение, нет никого с дурными наклонностями в сторону криминала. И существует своего рода кодекс поведения.
Мы не агрессивны, не задираем никого, не унижаем друг друга и не навязываем своих вкусов и мнений. В общем всё, что держит нас вместе это желание забыться и не утруждать себя лишними переживаниями. Оттого может показаться, что мы легко и бездумно относимся к жизни, но это не так.
Все мы работаем, все достигаем чего-то в жизни, некоторые ещё и учатся на вечерних отделениях техникумов. Витька Уматной работает водителем, учиться дальше не хочет, не ладилось у него с учением.
Мы с ним знакомы давно, ещё до его службы в армии. Он был другом одного из моих соседских ребят, у которого бабушка жила в Витькином доме, там они и подружились, а потом подросший Витька, приходил к другу на посёлок и всегда крутился возле меня. Для меня он значил не более жука, так незначителен был.
Потом он писал мне письма из армии, но я, вот жестокая девчонка, никогда на них не отвечала, а просто смеялась над его орфографией. Перечёркивала красным карандашом все ошибки, исправляла их и в таком виде в новом конверте отправляла назад. А он всё равно писал, вновь и вновь.
Вот к нему, как ни странно Виталька никогда не ревновал. Он только смеялся над его ошибками. За два года писем, приходивших чуть не ежедневно, он ни разу не написал в конце письма слово целую правильно, это могло быть цалую, цилую, цылую и ещё как угодно. Всего же ошибок на одном листе насчитывалось от 80 до 127.
Естественно, что у меня не было никакого интереса к такому парню. К тому же меня добивала его фамилия. Стоило мне только представить сочетание Вера Евгеньевна Матрёнина, как у меня начинался идиотический смех. Видимо был частично во мне какой-то снобизм.
Теперь он, как привязанный телёнок ходил за мной, приезжал ко мне на работу и часами сидел в клиентском зале, ожидая конца работы, если я работала в вечер. Сам он постоянно работал с утра, а вечерами был свободен.
Я обращала на него внимания, не более, чем на стул стоящий в зале, то есть ничем не поощряла его ухаживания. Гнать его было бесполезно и я оставила эту затею.
После работы он шёл за мной, охраняя меня и провожал до калитки. Я уходила не прощаясь, а он плёлся домой. Когда однажды во время очередной прогулки мы, не помню по какой причине всей компанией забрели к нему, там к нам присоединился Тимыч и с этих пор у меня стало две тени.