Пора выбирать
Шрифт:
— Короче так, Дима, — сказал Ярик, — либо ты возвращаешь Георгия на место, либо мы все — или большая часть из нас, — он неодобрительно покосился на Макса и Дениса, — уходим вместе с Жорой и Алисой.
— Шантажом вы всё равно ничего не добьётесь, — нудил Дима. На поверку он оказался ещё более «непрошибаемым», чем Тучин, тут даже Захар со своей силой убеждения не смог ничего поделать.
— Ладно, друзья, пойдёмте, — сказал Жора, который весь разговор сидел в сторонке, обхватив голову руками. Сейчас он поднялся, лицо его было смертельно уставшим. — Диме бесполезно пытаться что-либо объяснять.
— Ну и тварь же ты, Денис! — сказал Ярик, когда они вышли на улицу, оставив Зуброва в штабе в одиночестве.
— Э, полегче! Я ведь могу и по морде врезать, — огрызнулся Денис.
— Жора, мы будем бороться за тебя! — заверил Яр. — Алиса, не переживай, всё будет в порядке!
Алиса явно нуждалась в утешениях, потому что выглядела
— Ребята, я предлагаю тем из нас, кто против увольнения Жоры, сегодня вечером, или, крайний срок, завтра, написать в Москву этому Олегу, — объявила Злата. — Объяснить ситуацию со своей стороны, и высказаться против такого решения. Если это, конечно, действительно его решение, а не Димы, то обращения многих волонтёров заставят серьёзно задуматься, правильно ли он поступает.
Собственно, на том и разошлись. Вернувшись домой, Захар сразу сел за написание послания Олегу Соснову, адрес в «Телеграмме» которого ему переслала Злата. Захар писал до двух часов ночи, вложив в дело весь свой талант и творческую энергию. Если одно-единственное письмо и могло изменить всё, то это обязательно должно было. Когда Захар отправил текст, он оказался настолько большим, что не уместился в лимит одного сообщения, и программа автоматически разбила его на три части.
Захар предвидел разные варианты дальнейшего развития — негативный, что Олег проигнорирует его сообщение, компромиссный, что он начнёт задавать дополнительные вопросы и вступит в дискуссию, и положительный, что тот сразу изменит своё решение и пообещает наказать Зуброва. Но на следующий день, зайдя в переписку, Захар обнаружил, что всё гораздо хуже, Олег не просто проигнорировал, а не прочитал его сообщение вообще (прочитанные помечались двумя галочками, непрочитанные — одной). Мало того, почему-то добавил Захара в чёрный список. Такая реакция была никак логически не обоснованной. Олег повёл себя так, как будто Захар его лично чем-то сильно обидел, либо имел заведомо невыгодную репутацию. Такого быть не могло, потому что они раньше лично никогда не пересекались.
Может, всё дело как раз в этом — что Захар не стремился специально сближаться с сотрудниками московского штаба, не искал их в соцсетях, чтобы добавить в друзья, потому что просто не было свободного времени, он постоянно с головой уходил в агитацию? А Зубров, который общался с Сосновым по долгу службы, имел на него большее влияние. Да и тот же Постернак, который со всеми был «на короткой ноге» — если он жаловался Зуброву на Георгия, то вполне мог пожаловаться и Олегу. Москва очень далеко, и даже региональный менеджер не может достоверно знать, что происходит в Майском порту. А люди уж так устроены, что они охотнее верят тем, с кем больше общались. Но ничего страшного, подумал Захар, когда Соснову напишет не один, а пятнадцать или двадцать человек, он поймёт, что с их точкой зрения придётся считаться.
Однако, пообщавшись с ребятами, Гордеев выяснил, что никто из тех, кто уже успел отправить сообщения Олегу, пока ответа не получил. Вставал вопрос — что делать дальше? Был создан ещё один секретный чат, «Сатанисты», куда добавили только тех, кто поддержал сторону Жоры (таких было большинство). И не добавили Макса Панфилова, Зуброва, Тучина, Дениса и ещё некоторых, чтобы те не знали об их дальнейших шагах.
В среду вечером собирались на квартире у Захара. Пришли все самые «прожжённые» бунтари — Алиса, Жора, Ярик, Злата, Аня, Маша, Митя, Вася, — и стали строить грандиозные планы. Свергнуть Зуброва! Так как все были идейные, покидать штаб из-за него, конечно, никто не собирался. Надо дать понять московскому штабу, что координатор не справляется со своими обязанностями. Но если продолжать работать открыто, показатели агитации по-прежнему будут высокими, и Зубров в глазах московского штаба будет выглядеть хорошим руководителем. Значит, остаётся агитировать тайно. То есть, также проводить кубы, раздавать листовки и газеты, но не заполнять отчёты. Где брать листовки? Печатать самим в типографии. Можно было бы выносить из штаба, если бы Макс встал на их сторону, но так как он всё время находится там, брать тайно не получится, а если просить у него, тогда Макс сможет отмечать агитку в отчётах как «реализованную». Да уж, будь Максим на их стороне, надавить на Диму было бы гораздо легче, и возможно, он бы сам отступил…
На пятницу был согласован куб возле «Дружбы». Ребята пошарили у себя дома (в основном Жора, Злата, Митя) и нашли несколько сотен старых ДМП. Правда, ДМП предназначались для расклейки, а не для раздачи. Но так как найти типографию, которая согласится печатать листовки с Февральным, за одно завтрашнее утро вряд ли реально, не оставалось другого выхода, кроме как раздавать их. Ярик, который возглавил «восстание», был настроен воинственно. Жора поблагодарил всех за поддержку, ребята очень тепло посидели и их дружба сильнее укрепилась. По плану, Захар
Однако в четверг случился какой-то перелом. Боевой дух команды упал, а Ярика накрыл приступ депрессии. Он сходил в штаб «на разведку», и Макс сообщил ему, что из Москвы с опозданием пришли три ящика новых газет (которые ожидались последние недели три), и их все нужно раздать до 18 декабря, а один с Денисом он не справится. К тому же, Макс как-то смог повлиять на Ярика, и внушить ему, что тот своими действиями «подливает масла в огонь» и только усугубляет противоречия, сложившиеся в штабе. В итоге Ярик, подавленный чувством вины, сказал, что завтрашняя диверсия отменяется, и всё должно проходить по прежнему плану. Да и другие ребята, отойдя от вчерашней вечерней эйфории, поняли, что их замыслы трудновыполнимы на практике. Хотя бы та же печать агитки в таких масштабах, в которых это требовалось для полноформатной агитации, потребует огромных затрат. А даже Захар, у которого были обеспеченные родители, и то не готов пожертвовать сколько-нибудь крупную сумму. Что говорить об остальных?
В общем, всё было плохо. Гордеев ужасно расстроился. Весь день он пролежал в поганом настроении. Захар удалился из обоих волонтёрских чатов — из «Адского актива» в знак протеста против решения Димы, и из «Сатанистов» в знак протеста против такой быстрой капитуляции. Но в то же время, Гордеев понимал, что Ярик в чём-то прав. До выдвижения оставалось полторы недели, и их нельзя потратить впустую. Если бы увольнение произошло раньше, тогда можно было бы протестовать и вести свою игру. Но Захар всё ещё колебался. А за то ли будущее России они борются, если в нём у руля будут стоять такие люди, как Зубров? В пять часов вечера ему позвонила Алиса.
— Привет, милый, я хотела узнать, будет ли завтра куб? — тёплым голосом произнесла она. — Ты ничего определённо не написал, а из чатов вышел.
— А сама ты как думаешь, нужно ли его проводить?
— Я считаю, что из-за наших с Жорой личных амбиций не должна страдать эффективность работы кампании, — сказала она. — Так что да, я за куб.
— Ну, если даже ты за куб… — сдался Захар.
Куб был спрятан в гараже у Руслана, жившего на Заре. Оттуда до «Дружбы» было минут десять на машине, но чтобы пешком найти этот гараж, который находился на отшибе, Захару пришлось немало поплутать (да ещё и по снежным заносам). Руслан припозднился. Куб вытащили из гаража и погрузили в кузов к Гене Склярову, папиному сотруднику, который водил пикап. Геннадий много лет работал на фирму отца и стал его приближенным подчинённым. Он был человеком бесхитростным, но не мерзавцем. Марк Анатольевич недавно похвастался Захару, что за месяц «перековал» Гену, который раньше был ярым ватником, терпеть не мог Макаревича, называя его проклятым жидом — в убеждённого антиклыковца, познакомив того с каналом Феврального на ютубе. Захар предложил его использовать. У Геннадия имелась машина, и в свободное время (а у него был не очень плотный рабочий график) он мог подвозить куб и волонтёров на место проведения агитации. Таким образом, когда Феврального зарегистрируют кандидатом и начнётся официальная избирательная кампания, можно будет проводить даже по несколько кубов в день — один в центре, недалеко от штаба, и одновременно второй в другом районе города. Например, возле «Дружбы». (По крайней мере, так Захар думал до увольнения Георгия.)
В идеале можно было подключить и родителей с их машинами, но те не хотели «светиться». Мама работала на государственной должности, отец, чтобы у неё была чистая репутация, старался избегать даже штрафов в ГАИ, и при надобности скорее дал бы взятку гаишнику в три раза больше самой суммы штрафа, лишь бы тот не составлял официальный протокол.
Геннадий с ветерком довёз Захара до «Дружбы» и помог выгрузить куб. Правда, на месте ещё никого не было, хотя куб уже пять минут как начался. Захар не стал повторять подвиг Алисы и в одиночку пытаться собирать конструкцию, да и зимой это было, скорее всего, невозможно. Поэтому он просто стал раздавать листовки, которые остались у него из старых запасов. К нему подошёл полицейский и спросил, Захар ли проводит здесь согласованное публичное мероприятие. Захар подтвердил, показал документы. К каждому кубу администрацией города приставлялся полицейский, чтобы следить за «соблюдением порядка в процессе проведения публичного мероприятия». Это большой плюс, потому что такой полицейский обычно был нейтральным, и наоборот, мог при надобности защитить волонтёров от нападок некоторых излишне агрессивных граждан. Полицай, который сегодня «курировал» куб Захара (и оказался к тому же местным участковым), дал на всякий случай ему свой номер телефона и удалился покурить. Выглядел он совершенно адекватным человеком, индифферентным к политике, что нынче было редкостью среди полицейских, но Гордеева не могло не обрадовать.