Порнографическая поэма

Тернер Майкл

— Я написала авторский текст и хочу, чтобы ты мне с ним помог.

Она перестала листать блокнот, вопросительно посмотрела на меня. Думаю, я скорчил недовольную гримасу, которую Нетти восприняла за отказ.

— Будет легче, если мы поработаем над текстом вместе. — Она снова принялась листать блокнот, пока не остановилась на странице, заполненной аккуратными строчками. — Вот. Так бы я хотела начать:

«Медлительный червь ползет сквозь землю изо дня в день. Подготавливает землю для того, что потом будут выращивать на ней люди. Для

помидоров, роз, лилий, деревьев.

На кедрах чирикают малиновки. Они наблюдают за шевелением в человеческом компосте. Они высматривают червей, которым хочется глянуть на яркий свет. Малиновки пикируют вниз и вытаскивают червей из земли.

Птички зажимают червей в клювах. Их скармливают пищащим птенцам малиновок. Они умирают в темноте желудков маленьких малиновок».

— Это все, что я успела. Мне нужна помощь в редактировании. — Она протянула мне блокнот.

Я перечитал текст. Про себя. Даже притворился, будто перечитал дважды. Потому что мне требовалось время. Чтобы придумать, что сказать. Я не хотел говорить ей, что черви не рвутся к солнечному свету, что в действительности они перевариваются взрослыми малиновками, которые потом срыгивают их своим птенцам. Не было смысла ей это говорить. А кроме того, я понимал, к чему клонит Нетти: текст на этот раз был полной противоположностью череде образов, которые Пенни называла «лирикой».

— Ну, думаю, текст неплохой. Может, стоит где-то убрать слово-другое. Но в остальном все хорошо. Даже отлично! — Я оторвался от блокнота. Но Нетти перестала слушать. Она рисовала пузырь над «медлительным червем». В пузыре написала одно слово: «Помоги».

Так что это значило? Это все, что она хотела мне показать? Маловероятно. Я уж хотел спросить, могу ли я идти, но тут же отбросил эту мысль. Знал, что дельной ее не назовешь. Нетти что-то задумала. И мой быстрый уход только разозлил бы ее. Однако нам явно требовалась смена обстановки. Нетти была очень подвижной девочкой, ей не сиделось на месте, ее переполняла энергия, которая постоянно искала выхода. Вот я и предложил пойти в парк и поиграть в футбол. Скорчив гримаску, она отрицательно покачала головой. Теперь Нетти вела себя как ребенок. Что с ней происходило? Почему она уходила от прямых ответов? И вот тут я обратил внимание на жару.

— У тебя сломался термостат или что? — поинтересовался я, снимая свитер.

— Нет, — ответила она, затушевывая нижнюю часть червя.

Я подошел к окну. Отдернул занавески. Передо мной лежала пустая подъездная дорожка.

— А где твои родители?

— Мама в Сиэтле, поехала за покупками, а отец выступает на каком-то собрании адвокатов, — ответила она и добавила: — Брат поехал с матерью, он хочет электрическую гитару. В Штатах они дешевле, ты знаешь.

— Спасибо, что сказала, Нетти. Я не знал.

— Кроме того, — продолжила она, — он не хотел, чтобы я видела, как он выходит из музыкального магазина, поэтому… — Стул Нетти скрипнул. Я чуть сместил взгляд и поймал ее отражение в стекле: она приближалась… — Поэтому, кроме нас двоих, в доме никого нет.

Я почувствовал жар, идущий от ее тела,

совсем как днем раньше, в зарослях ежевики. Но на этот раз что-то изменилось. На этот раз что-то должно было свершиться. Я это чувствовал. Положил руки на подоконник, дунул на стекло, отчего оно затуманилось. Нетти подошла, встала рядом, тоже дунула, но ее пятно по размерам на порядок превзошло мое.

— Знаешь, что я нашла в кабинете отца? — На затуманенном стекле она нарисовала птичку.

— Что? — Я с радостью нарушил затягивающуюся паузу.

— Картинки. — К птичке прибавился червяк, нарисованный ее ногтем.

— Да? Какие картинки? — спросил я, надеясь, что она хоть что-то да объяснит.

— Картинки, которые могли бы понравиться мистеру Биллингтону. — Она провела пунктирную линию от глаза птички к червяку. Так вот, значит, в чем дело! — Да, они лежали в папке под записями, которые он делал на судебных процессах.

— Странное он выбрал место для хранения таких картинок, — заметил я, не зная, что и сказать, гадая, неужто все мужчины занимаются чем-то таким, о чем я, двенадцатилетний мальчишка, не имею ни малейшего понятия. Нетти улыбнулась. Я чувствовал, как она вглядывалась в меня, изучала, ожидая какой-то реакции. — Готов спорить, твоя мать закатила бы скандал, если б наткнулась на них, да? — Я надеялся разговорить ее.

— Нет. Она знает, что они были вещественным доказательством на каком-то процессе, — бесстрастно ответила Нетти.

Я рассмеялся, словно услышал отменную шутку. Нетти как-то странно посмотрела на меня, никак не прокомментировав мой смех. Я увидел, как опустился уголок ее рта.

— Так что пойдем их посмотрим, — она оторвалась от подоконника, — если только ты не трусишь.

Темный и зловещий кабинет судьи Смарта пах, как трубка. Внутри я не бывал. Дважды в жизни проходил мимо. Первый раз — в ванную, по малой нужде, второй — помогая Нетти и ее матери нести ковер. Оба раза сквозь приоткрытую дверь видел серебряную макушку судьи и изумрудно-зеленую настольную лампу, которая светилась как фонарь.

Нетти включила лампу, отчего деревянные панели стен еще больше потемнели.

— Ты никогда тут не бывал, не так ли? — спросила она, прекрасно зная ответ.

— Ты уверена? — ответил я вопросом, лишь бы что-то сказать, дать понять, что я сохраняю самообладание. Нетти поднялась на цыпочки и вытащила большую папку с одной из внушительных полок. Вертанув при этом задницей.

— Начнем с этой. — Она положила папку на стол.

Я прочитал: «КОРОНА ПРОТИВ УИТЛОКА, СТОУКСА И МАРШАЛЛА».

— Это как-то нехорошо… — Меня испугал логотип провинциального суда.

— Разве тебе не интересно, чем мой отец зарабатывает на жизнь? — произнесла она, раскрывая папку.

Я увидел глянцевую, восемь на десять дюймов, фотографию мальчишки с веснушчатым лицом, который сидел на пне обнаженный, если, конечно, не считать за одежду большущие резиновые сапоги.

— Этим он на жизнь не зарабатывает, — сказал я, глядя на мальчика на фотографии. — Это всего лишь вещественное доказательство в этом процессе.