Порочная слабость
Шрифт:
— Что? — Эмбер с негодованием уставилась на него. — Ты думаешь, что все дело в деньгах и положении? Ты с ума сошел! Позволь напомнить тебе, что я сама оплачиваю свою жизнь. Боже! Меньше всего на свете я хочу отчитываться какому-то мужчине в каждом пенни, потраченном на туфли или телефонные разговоры. Я трачу свои деньги так, как хочу, и мне это нравится. — Она скривила губы.
— Я не хотел сказать…
Но Эмбер перебила его:
— Хочешь знать, что мне нужно? Я сама этого не знала, пока не приехала во Францию. Но теперь, побыв с тобой, я точно знаю, чего хочу. — Она гордо вскинула подбородок. — Я хочу
— Мы из разных миров, — печально кивнул Гай. — Ты любишь быть на виду.
— Ничуть, — ответила она. — Но я люблю получать удовольствие, устраивать вечера и встречаться с друзьями.
— Это не для меня. Я — скучный исследователь и живу тихо.
— И то, что было между нами, — просто краткий жаркий секс? — подхватила она язвительно. — И это тебе тоже чуждо?
Он внимательно посмотрел на нее:
— А тебе?
— Не знаю, хватит ли у меня смелости ответить. — Она закусила губу. — Может, ты первый скажешь?
— Мне нравится, когда ты рядом. Ты научила меня улыбаться тогда, когда весь мой мир рушился, показала мне, что, даже если врачи мне не помогут, я смогу что-то делать и значить в жизни. Признаю, мое сердце панически боится, что ты — вторая Вера, но разум говорит мне, что это не так.
— И ты веришь разуму.
Он кивнул:
— Ты понимаешь мою работу, ты знаешь, что мной движет. Но все будет непросто. Если мое обоняние вернется, я, чтобы выполнить свой бизнес-план, буду работать долгие часы над новыми ароматами. А если нет, со мной будет дьявольски тяжело, пока я не примирюсь со своим состоянием, а это может занять много времени…
— В любых отношениях есть и мед, и деготь. — Эмбер помолчала. — Но ведь ты говоришь, что тебе не нужны отношения со мной.
— Ты говорила то же самое. — Он поймал ее взгляд. — Чего ты хочешь?
Итак, наступил критический момент.
— Мне трудно ответить, — сказала она. — Если я скажу тебе, что хочу долгих отношений с тобой и чтобы весь мир знал, что ты — мой мужчина, ты решишь, что я — обычная пустая светская львица, и отступишься от меня. А если я скажу тебе, что меня устраивает кратковременная связь, горячий секс, я тебе надоем, как надоела твоя бывшая. И так и так — я в проигрыше. — Она вздохнула. — Чего я хочу? Я хочу найти мужчину, который принял бы меня, любил бы меня такой, какая я есть, и не старался бы меня ограничить, контролировать или изменить. Кто понял бы, что я люблю вечера и вечеринки и люблю вести дом и хозяйство.
— Что ты — любимица прессы и домашний ангел?
— Я не ангел, — сухо сказала Эмбер. — Я — это я. Да, я светская львица, бездумная любительница развлечений. Но именно ты показал мне, что во мне есть нечто более глубокое.
Он кивнул:
— Ты не бездумная прожигательница жизни.
— А теперь позволь мне задать тебе тот же вопрос: чего ты хочешь?
— Да, ты права. На этот вопрос трудно ответить, — медленно проговорил Гай. — Я хочу найти женщину, которая бы меня понимала,
«Что он говорит? Что у них нет будущего? Что он не пойдет на компромисс?»
— А еще я хочу, — продолжал он тихо, — чтобы эта женщина знала, как надо получать удовольствие от жизни, не давала бы мне стать занудой, была бы настолько безумна и импульсивна, чтобы стать для меня одной из моих любимых картин. Чтобы она не надевала дважды одну и ту же пару туфель в течение, скажем, месяца. Чтобы она верила, что можно улыбаться почти в любой ситуации и так побеждать.
В ней вспыхнула надежда. Сейчас он говорил о ней. А из того, как он говорил, явствовало, что он не хочет ее ограничивать, контролировать или изменить.
— Значит, ты рискнул бы попробовать иметь отношения с женщиной, о чьей личной жизни идет дурная слава?
— Если бы она рискнула иметь отношения со мной. — Он помолчал. — И я имею смелость надеяться, что ради меня она отменит свой отъезд и положит свои вещи обратно в мой гардероб.
— Ты уверен, что хочешь этого? И перенесешь, если журналисты будут время от времени собираться у твоего дома?
— Быть с тобой — значит быть на публике. — Он пожал плечами. — Что ж, я привыкну. Но что мне действительно нужно больше всего — это обнять тебя прямо сейчас.
Она улыбнулась:
— Я боялась, что ты мне этого не скажешь.
И через секунду он уже прижимал ее к себе. Его губы слились с ее губами, и он целовал ее так, как если бы вся его жизнь зависела от этого поцелуя.
Оторвавшись от нее, Гай нежно провел рукой по ее лицу:
— Я люблю тебя, Эмбер, действительно люблю. Ты делаешь мой мир светлее.
— Я тоже тебя люблю. Мне кажется, я полюбила тебя, когда ты танцевал со мной на свадьбе твоего брата. Никто никогда так не согревал меня. Я говорила себе, что это только секс, но это не так.
— Конечно нет. Это гораздо глубже. Но раз ты заговорила о сексе…
Эмбер лежала в объятиях Гая.
— Я хотел сказать тебе еще кое-что, но ты отвлекла меня. Сегодня мне позвонили…
— Пресса?
— Врач. Из Парижа. Он проводит исследования с больными аносмией. Я должен явиться к нему в понедельник. Возможно, я подойду для его эксперимента…
Эмбер просияла:
— Это чудесная новость! Доброе начало. Если хочешь, я могу поехать с тобой, — предложила Эмбер. — Чтобы поддержать тебя морально. — Она прикусила губу. — Может быть, лучше не надо? Пресса будет сплетничать о нас.
— Она уже и так сплетничает, — заметил Гай. Какая разница, найдет она нас в Париже или нет? И — да! Мне нужна моральная поддержка.
Профессор Маршан, человек лет пятидесяти с лишним, приятной внешности, всегда готовый улыбаться, был доволен, что Эмбер приехала с Гаем для моральной поддержки и держала его за руку, пока тот отвечал на вопросы, а потом переживал не очень приятную процедуру обследования носа с помощью трубки.
Гай страшно нервничал и едва мог унять дрожь в коленях.