Порочные занятия
Шрифт:
— Тогда почему ты мне платишь?
Теперь моя очередь удивляться.
— Кажется, я припоминаю, как надменная юная леди ворвалась в мой кабинет, шантажируя меня деньгами и сексуальными услугами.
Румянец на ее щеках становится восхитительно пунцовым. Понятия не имею, о чем она думает, и использует ли она вообще рациональное мышление, но, очевидно, слово «шлюха» зацепило.
— Тебе не приходило в голову, что денежное вознаграждение — это обмен властью?
— Что это значит?
— Деньги — это способ выразить признательность
Она моргает быстрее, чем обычно, словно обдумывая мои слова.
— Значит, ты никогда не воспринимал меня, как проститутку? — шепчет она.
— Если бы ты была оплачиваемым профессионалом, мы бы заключили соглашение и обсудили все подпункты, — говорю я, сохраняя спокойствие. — У нас все было спонтанным, и я подумал, что тебе нравится играть со мной так же, как и мне с тобой.
Ее губы дрожат, а глаза становятся влажными. Вид ее такой расстроенной — как удар под ребро. Вновь приходится вспомнить о матери в лапах этого ублюдка, чтобы не притянуть Феникс в объятия.
— Тогда почему ты позволил этому мужчине назвать меня шлюхой? — последнее слово вырывается болезненным хрипом, который скрежещет по моей совести.
Если бы только Феникс знала, что я сделал с тем мужчиной наверху на кухне. Зубы сжимаются. Если она узнает, то не перестанет кричать от ужаса. Я должен заставить ее уйти сию же минуту, но она должна знать, что мое молчание в понедельник утром никоим образом не было знаком согласия.
— Я вел себя так, будто ты наемная сабмиссив, и чтобы быстро увести его подальше от тебя.
— Значит, ты не думал, что я шлюха? — спрашивает она, как будто мой первый ответ не был достаточным подтверждением.
— Никогда.
Она сокращает расстояние между нами и вот, мы уже дышим одним воздухом. Примерно в этот же момент я понимаю, что все еще держу ее за запястье, но не могу отпустить. Напряжение в комнате нарастает, давит с силой, которой я едва могу сопротивляться.
— А деньги были чем-то вроде языка любви?
— В каком-то смысле.
— Оу.
— Ты будешь держаться подальше от Вира Бестлэссона?
— Конечно, — говорит она хриплым шепотом и кладет руку мне на грудь.
Тепло ее ладони просачивается сквозь хлопок рубашки и заставляет мое сердце биться быстрее. Стояк упирается в ширинку, сообщая, что я облажался. Я перестарался, заверяя Феникс, что не считаю ее шлюхой, и теперь она хочет, чтобы я вернулся.
Было бы так легко возобновить наши отношения, рыкнуть на нее, заставить встать на колени и сосать мой член. Еще проще нагнуть ее над столом и трахать до тех пор, пока она не поклянется жизнью никогда не связываться с Бестлэссонами.
Но я не могу.
Зрачки Феникс расширяются, радужные оболочки превращаются в крошечные серые кольца. Готов поспорить на каждый свой биткоин, что она мокрая.
Я сжимаю
Этот человек потерял своего законного сына в тюрьме «Сикрофт», и он отчаянно нуждается в его освобождении. Я не позволю Феникс попасть в его лапы.
Когда она движется вперед и поднимается на цыпочки, я крепче сжимаю ее запястье, пока она не вздрагивает.
— Можете идти, мисс Шталь, — протягиваю я. — Вы более не представляете для меня интереса.
Я поворачиваю голову, не желая видеть, как искажается болью это красивое лицо.
— Иди на хуй, — рычит она и выбегает из комнаты.
Глава 38
ФЕНИКС
Я выхожу в коридор, оборачиваюсь, чтобы сказать последнее слово. Но тут мягкое тело врезается сзади, и я поворачиваюсь, встречаясь с озорными темными глазами Талии Грейс.
— Чего так спешишь? — говорит она, и ее слова полны намеков.
— Что тебе надо? — швыряю в ответ я.
Она отстраняется и морщит нос.
— Прошу прощения?
Я перевожу взгляд с профессора Сегала, стоящего в дверях, на Талию, которая искоса смотрит на румянец, растекшийся по моей груди, так, будто она только что раскрыла мой самый грязный секрет.
Дерьмо.
— Я пришла пожаловаться, что получила «тройку», — выпаливаю я.
— Забавно, — говорит она с легкой улыбкой. — Профессор Сегал поставил мне «пять».
— Я отчетливо помню, что Ваше эссе не заслуживало даже «три», — говорит он. — Обе освободите коридор и передайте сокурсникам, чтобы они не приставали ко мне с оценками.
Он исчезает в кабинете и закрывает дверь. Механизм проворачивается со щелчком, говоря, что он больше не в настроении болтать.
— Какого хрена, — бормочет она.
Я поворачиваюсь на каблуках и иду по коридору к лестнице.
— Эй, ты, — говорит она.
Я почти оступаюсь, но пытаюсь не останавливаться.
— Что?
— Меня он не подпускал к своему кабинету, с чего вдруг впустил тебя?
— Не знаю, — говорю я не задумываясь. — Может быть, потому что я лучше справляюсь с эссе?
— Или лучше лижешь банан.
— Ну да, ты точно знаешь, — ответ уровня детской площадки срывается с губ. Отчасти потому, что ее обвинение правдивее, чем она могла себе представить, но в основном потому, что из меня дерьмовая врунья, так ко всему я еще и краснею.