Порочный круг
Шрифт:
— Ты собираешься делать фото?
— Кино, Франси, кино. Мы с друзьями любим снимать хорошие порнофильмы, но без всяких актеров. Никакой игры — чистая реальность.
Мужчина уставился на нее… Какие бесстрастные глаза, совсем как тусклые стеклянные шарики.
— Ну же, Франси, поторопись или снова меня разозлишь. А может, именно этого ты и добиваешься — взбесить меня?
Он отшвырнул джинсы — Франси заметила, что он даже не надел под них шорты. Потом подошел к ней, и девушка с облегчением почувствовала, что Брент опрокидывает ее на спину. Он снова ударил ее, и Франси
Гашиш подействовал и на Брента. Он двигался, точно в замедленной съемке, заставляя Франси принимать различные позы, гротескно изгибая ее тело, избивая каждый раз, когда она не повиновалась или не понимала, чего ему надо. Перевернув девушку на живот, Брент принялся охаживать ее по заднице ремнем; Франси терлась о шелковые простыни и умоляла трахнуть ее, поскорее, каким угодно способом, лишь бы дать ей кончить.
Брент неистово вонзился в нее, нещадно дергая за волосы, и Франси тотчас же стала судорожно извиваться — бесконечная спираль ощущений вела ее вверх, в заоблачную высь, а тело выгибалось, пока он яростно извергал свою любовную лаву.
После, лежа рядом с ней, он вел себя так, словно неистовство и страсть, только сейчас горевшие между ними, ничуть его не затронули. Брент снова стал сдержанным, вежливым, отчужденным. Франси поверить не могла, что всего несколько минут назад он терзал ее, как хищный зверь.
Брент налил себе вина, а ей — шампанского.
— Ты даже не попыталась защититься, когда я бил тебя, глупая сучонка! А если бы я тебя изувечил? Неужели у тебя не развит инстинкт самосохранения?
Франси недоуменно нахмурилась.
— Не знаю, — честно ответила она. — Все, что мне нужно, — поскорее кончить, и когда ты делаешь мне больно или бьешь, тем самым будто даешь понять, что знаешь о моем присутствии, что я тебе не безразлична, а следовательно, хочешь меня.
— Черт знает что, но пусть будет так, если это тебя заводит. Кстати, сколько тебе лет?
Вопрос застал Франси врасплох. Глаза блудливо забегали.
— Я… мне двадцать, — неуверенно пробормотала она и тут же свалилась на пол от звонкой затрещины.
— Лживая поганка! Говори правду!
— О’кей, о’кей, мне только девятнадцать. Доволен?
На сей раз он не поленился встать и, подняв ее за волосы, потащил в угол, где принялся неторопливо стирать тщательно наложенную косметику мокрыми бумажными салфетками. Франси визжала и вырывалась, сыпала непристойностями, обзывала всеми грязными словами, которые приходили ей в голову, пока он не вышел из терпения и не отшлепал ее. Только тогда она стала умолять его угомониться.
— Мне семнадцать, — всхлипывала она. — Честное слово, семнадцать! Но в этом году исполнится восемнадцать, как раз после окончания школы! Клянусь, Брент, это чистая правда.
Она терлась об него, как бродячая кошка, стараясь дотянуться до промежности, вылизывала торс быстрыми прикосновениями острого язычка. И Брент, внезапно растеряв весь запал, рассмеялся, понес ее на кровать и там принялся ублажать губами и языком. Это оказалось совершенно новым, изысканным и необычным ощущением.
Потом он возлег на нее в позе «шестьдесят девять», и она попыталась отплатить ему теми же ласками, стараясь действовать мягче и осторожнее. Но то, что он делал с ней, было столь непередаваемо прекрасно, что Франси временами невольно забывала о своих обязанностях. Тогда он впивался зубами в ее клитор с такой силой, что она издавала вопль боли и вожделения. Ничто испытанное ею до сих пор не могло сравниться с этим… Оргазм длился и длился, минуты, часы, вечность.
Неожиданно Брент перевернулся на спину, увлекая за собой Франси, и, насадив на себя, принялся вонзаться в нее сильными рывками, пока бурно не извергся в тесные глубины. Франси поняла, что Брент кончил, лишь потому, что его плоть внезапно набухла и стала пульсировать внутри нее. Он чуть сильнее сжал ее и без того покрытые синяками бедра, но лицо его оставалось совершенно равнодушным и бесстрастным. Да, такого странного чувака ей еще не приходилось обслуживать!
Отстрелявшись, Брент без предупреждения поднял Франси и швырнул вниз, на мягкий ковер, будто утратив к ней всякий интерес.
Франси, бросив на него взгляд исподлобья, сразу поняла, что уже наскучила ему. Равнодушные глаза холодно поблескивали из-под длинных стрельчатых ресниц.
— Я хочу тебя, — молила она, корчась на полу. — Не оставляй меня так — сделай это снова.
— Зачем? — деланно удивился Брент. — Даже если бы я и мог, игра вряд ли стоит свеч. Ты, кажется, не поняла, детка, все твои тайны уже разгаданы. Не осталось ни одной. Да и секретов особенных не было! Садомазохисты все с приветом, но я-то не из вашей команды. Мне такие фенечки давно приелись.
— Плевать! Брент, пожалуйста, не мучай меня! Неужели не понимаешь, ты именно тот, кого я искала! До сих пор ни один мужик не дал того, что мне нужно. Я не смогу жить без всего этого — тебя, твоего дома, «игротеки» и тому подобного. Позволь мне остаться, и я сделаю все на свете, даю слово. Прошу тебя, Брент!
Он встал, пренебрежительно глядя на нее сверху вниз, по-прежнему не соизволив одеться. Взбешенная таким безразличием, Франси резко просунула руку между его ног, хищно скрючив пальцы. Но он оказался проворнее: сильная пощечина оглушила девушку, снова отбросив ее на ковер. В ушах зазвенело, из глаз посыпались искры.
— Ублюдок гребаный! Ты едва меня не прикончил!
— Но ведь тебе нравится боль, забыла, беби?. И, кстати, запомни на будущее — я терпеть не могу, когда делают больно мне.
Он бесстрастно оглядел Франси, и та снова зарыдала, шмыгая носом, совсем как ребенок, у которого отобрали игрушку.
— Дерьмо, ну что за глупая телка! Слезами меня не возьмешь, Франси, а твои выходки начинают доставать. Валила бы ты отсюда, крошка! Какого черта тебе надо?
— Если не хочешь, чтобы я осталась, можно хотя бы иногда приезжать к тебе? Брент, ну соглашайся, пожалуйста, клянусь, я не стану навязываться и сделаю все, о чем ни попросишь.