Порог между мирами (сборник)

Дик Филип Киндред

Он распахнул настежь дверь в коридор и неожиданно крикнул громким и сильным голосом:

— Вирджил! Ради всего святого, давай нальем и начнем наше мероприятие. Вы знали, что это вечеринка? — бросил он через плечо Эрику. — Могу поклясться, старик убедил вас в том, что здесь состоится серьезное совещание по решению политических, военных и экономических проблем Земли. Через полчаса.

Он широко улыбнулся, продемонстрировав большие белые зубы.

— Честно говоря, я рад, что это всего лишь вечеринка, — ответил

Эрик.

Разговор с Молинари оказался для него столь же труден, как и для самого Джино. Однако интуиция подсказывала ему, что Вирджил Эккерман этого просто так не оставит. Тот хотел что–то сделать для Моля, желал облегчить его страдания, и на это у него имелись вполне практичные причины.

Уход Джино Молинари означал конец власти Вирджила в корпорации. Управление экономическим комплексом Земли было ключевым для представителей Френекси, имевших, вероятно, тщательно разработанные политические планы.

Вирджил Эккерман был умным бизнесменом.

— Сколько вам платит этот старый фрукт? — вдруг спросил Молинари.

— Очень… очень много, — удивленно ответил Эрик.

— Он разговаривал со мной о вас, — сказал Молинари, смерив его взглядом. — Перед этой встречей. Сообщил мне, что вы прекрасный специалист. Мол, благодаря вам он живет намного дольше положенного, и все такое прочее.

Оба улыбнулись.

— Чего хотите выпить, доктор? Мне все нравится. Еще я люблю котлеты, мексиканскую кухню, ребрышки и жареные креветки с хреном и горчицей… Услаждаю свой желудок.

— Бурбон, — решил Эрик.

В комнату вошел какой–то человек и бросил взгляд на доктора. У него было серое, мрачное лицо, и Свитсент понял, что это один из сотрудников охраны Моля.

— Это Том Йохансон, — пояснил Генсек. — Он поддерживает во мне жизнь. Таков мой доктор, Эрик Свитсент. Но для этого ему служит пистолет. Покажи доктору свою пушку, Том. Докажи ему, что можешь грохнуть любого, в любой момент и с любого расстояния. Прикончи Вирджила, когда он появится в коридоре. Выстрели ему прямо в сердце. Потом доктор сможет вставить ему новое. Сколько на это требуется времени? Десять, пятнадцать минут? — Моль громко рассмеялся и кивнул Йохансону. — Том, закрой дверь.

Телохранитель исполнил приказ. Моль встал напротив Эрика.

— Послушайте, доктор. Я хотел бы вас кое о чем спросить. Предположим, вы начали бы меня оперировать, удалили бы старый желудок, поставили новый — и что–то вдруг не вышло. Мне не было бы больно, верно? Ведь я был бы без сознания. Могли бы вы это сделать? — Он пристально смотрел Эрику в глаза. — Понимаете, о чем я? Вижу, что понимаете.

Позади них стоял у закрытой двери невозмутимый охранник, никого не впуская и не давая посторонним услышать этот в высшей степени доверительный разговор.

— Зачем? — помолчав, спросил Эрик. — Не лучше ли просто воспользоваться «люгер–магнумом» Йохансона?

Раз вы этого хотите…

— Сам не знаю зачем, — ответил Моль. — Похоже, без всяких на то причин. Может, из–за смерти жены. Скажем так, из–за возложенных на меня обязанностей, с которыми я, по мнению многих, не справляюсь. Я с этим не согласен, но они не понимают всех сторон ситуации. И еще я просто устал, — признался он.

— Это можно было бы сделать, — сказал Эрик чистую правду.

— Вы могли бы?

Глаза его, по–прежнему смотревшие на медика, вспыхнули. Шли секунды.

— Да, мог бы.

У Эрика имелись довольно своеобразные взгляды на самоубийство. Несмотря на врачебный кодекс, этическую основу медицины, он, опираясь на собственный опыт, был убежден в том, что если кто–то хочет умереть, то у него есть на это полное право. Доктор не мог, даже не пытался рационально обосновать подобное убеждение. Данный тезис казался ему очевидным сам по себе. Он не знал никаких свидетельств в пользу того, что жизнь есть благо. Возможно, для некоторых так оно и было, для других же — однозначно нет.

Для Джино Молинари жизнь стала кошмаром. Этот человек был болен, его мучили угрызения совести, угнетала огромная, по–настоящему безнадежная ответственность. Его собственный народ, земляне, не питал к нему доверия, не пользовался он уважением также и у жителей Лилистара. К этому прибавлялись личные проблемы, начиная с внезапной смерти жены и заканчивая болями в желудке.

Эрик понял, что это, похоже, еще не все. Оставались некие факторы, известные только Молю, решающие, о которых он не собирался никому говорить.

— Так вы сделали бы это? — спросил Молинари.

Эрик долго молчал, наконец ответил:

— Да, сделал бы. Это должен быть договор между нами двоими. Вы меня попросите, я исполню просьбу, и на этом все закончится. Это было бы исключительно наше дело.

— Да, — кивнул Моль, и на его лице отобразилось облегчение.

Он слегка расслабился, обрел минутное спокойствие.

— Теперь я понимаю, почему Вирджил вас рекомендовал.

— Однажды я хотел сделать это с собой, — признался Эрик. — Совсем недавно.

Моль резко обернулся и уставился на доктора столь пронзительным взглядом, что тот будто прошил его насквозь, вонзился в самые глубины души.

— В самом деле? — спросил Джино.

— Да, — кивнул врач.

«Потому–то я и могу тебя понять, поставить себя на твое место, даже не зная точных причин», — подумал он.

— Но я хочу знать причины, — сказал Моль.

Его слова настолько напомнили Свитсенту телепатическое чтение мыслей, что он остолбенел, не в силах отвести взгляд от проницательных глаз собеседника. Внезапно он понял, что Генсек вовсе не обладал никакими парапсихологическими способностями. Дело было совсем в другом.