Порог между мирами (сборник)
Шрифт:
— Кому мне сказать об этом? — спросила Эди. — О том, что сделал Хоппи?
— Скажи маме. Иди прямо сейчас, — торопил ее Билл.
Выбравшись из постели, Эди стремглав выбежала из своей комнаты и побежала дальше через гостиную к спальне своих родителей.
Она с разбега открыла дверь и позвала:
— Мама, я должна рассказать тебе кое–что…
Но затем ее голос ослаб, потому что матери не было в спальне. На кровати виднелась только одна спящая фигура — ее отец. А ее мать — и она знала это с полной уверенностью — ушла и не вернется.
— Где она? — громко кричал из нее Билл. —
Эди медленно закрыла дверь спальни. Что мне делать? — спросила она себя. Она бесцельно брела по дому, дрожа от ночной прохлады.
— Тише, — сказала она Биллу, и он несколько утих.
— Ты должна найти ее, — повторял он.
— Я не могу, — ответила Эди. Она знала, что это безнадежно. — Дай мне подумать, что теперь делать, — сказала она, возвращаясь в свою спальню за халатом и тапочками.
Бонни сказала Элле Харди:
— У вас очень милый дом. Но мне так странно опять очутиться в Беркли после стольких лет…
Она чувствовала непреодолимую усталость.
— Я хочу лечь спать, — сказала она.
Было два часа ночи.
Взглянув на Эндрю Джилла и Стюарта Макконти, она сказала:
— Мы добрались сюда очень быстро, не правда ли? Год назад мы провели бы в дороге еще дня три.
— Да, — согласился Джилл и зевнул. Он тоже выглядел усталым; лошадью, запряженной в автомобиль, правил в основном он, поскольку и лошадь, и автомобиль принадлежали ему.
Мистер Харди сказал:
— Как раз около этого часа, миссис Келлер, мы обычно слушаем самую позднюю передачу с сателлита.
— О, — вежливо откликнулась Бонни, не чувствуя на самом деле никакого интереса, но зная, что им неминуемо придется задержаться, по крайней мере на несколько минут, чтобы не обидеть хозяев. — Значит, вы слушаете по две передачи в день?
— Да, — сказала миссис Харди, — и, если честно, мы находим, что стоит бодрствовать ради этой поздней передачи, хотя последние несколько недель… — Она махнула рукой. — Полагаю, вы знаете об этом так же хорошо, как и мы, — Дейнджерфильд очень болен.
Они немного помолчали.
Харди сказал:
— Учитывая, что мы вовсе не слышали его вчера — только одна опереточная музыка автоматически повторялась снова и снова, видимо… — Он оглядел всех четверых. — Вот почему мы возлагаем столько надежд на сегодняшнюю последнюю трансляцию.
Бонни подумала: нам предстоит завтра столько дел… но он прав, мы должны остаться и послушать. Мы должны знать, что происходит на сателлите. Это слишком важно для нас всех. Она почувствовала печаль. Уолт Дейнджерфильд, думала она, неужели ты умираешь там, совсем один? Неужели ты уже мертв, а мы еще не знаем?
Теперь что, вечно будет играть опереточная музыка? — спросила она себя. По крайней мере, до тех пор, пока сателлит наконец не упадет на Землю или не уйдет в пространство и его в конце концов не притянет Солнце?
— Я включу приемник, — сказал Харди, взглянув на часы.
Он пересек комнату, подошел к приемнику и осторожно повернул ручку.
— Требуется довольно много времени, чтобы лампы нагрелись, — извинился он. — Я думаю, что одна из них села. Мы сделали заявку в Ассоциацию мастеров Западного Беркли, но они так заняты.
Стюарт сказал:
— Вы хотите отпугнуть мистера Джилла?
— Что вы, — возразил Джилл, — я понимаю. Починка радиоаппаратуры — прерогатива мастеров. У нас в Вест–Марине тоже так.
Миссис Харди сказала Бонни:
— Стюарт говорит, что вы когда–то жили здесь.
— Я работала некоторое время в радиационной лаборатории, — ответила Бонни, — а затем перешла в Ливермор, также при университете. Конечно… — она растерялась, — все сейчас так изменилось. Я бы не узнала Беркли. Когда мы проезжали через город, я не узнавала ничего, за исключением, может быть, самой авеню Сан–Пабло. Все маленькие магазинчики — они выглядят как новенькие.
— Они действительно новые, — согласился Дин Харди. Из приемника послышался треск статических разрядов, и он приблизил ухо к динамику, напряженно вслушиваясь. — Обычно передача идет на частоте шестьсот сорок килогерц. Извините…
Он повернулся к ним спиной, полностью сосредоточившись на радио.
— Подкрути фитиль лампы, — сказал Джилл Бонни, — тогда шкалу будет лучше видно.
Бонни так и сделала, дивясь, что даже здесь, в городе, жители все еще зависят от примитивных масляных ламп. Она предполагала, что городская электросеть уже давно восстановлена, по крайней мере частично. По некоторым параметрам Беркли явно отставал от Вест–Марина. Даже в Болинасе…
— Есть, — сказал мистер Харди, прервав ее размышления. — Я знал, что поймаю его. И опереттой здесь не пахнет… — Его лицо засияло довольной улыбкой.
— О господи, — воскликнула Элла Харди, — молю небеса, чтобы ему стало лучше!
И она стиснула руки в тревоге.
Из динамика раздался дружелюбный, раскованный, такой знакомый всем голос:
— Привет, полуночники! Как вы думаете, кто это говорит вам: алло! алло! — Дейнджерфильд засмеялся. — Да, друзья мои. Я снова встал на ноги. И сразу же принялся крутить все эти маленькие потертые ручки и регуляторы как сумасшедший… Вот так–то.
Голос его был теплый, и лица тех, кто был в комнате вместе с Бонни, расплылись в улыбке, разделяя то удовольствие, которое слышалось в его голосе. Они согласно кивали.
— Вот видите, — сказала Элла Харди. — Ему лучше. Можно сказать, что он выздоровел. Он не притворяется здоровым, разницу можно понять сразу.
— Там–та–ра–рам, — продолжал Дейнджерфильд, — давайте–ка теперь посмотрим: какие у нас новости? Вы слышали о враге общества номер один, бывшем физике, которого мы все так хорошо помним? О нашем приятеле докторе Блутгельде — или я должен назвать его доктором Бладмани? [6] Так или иначе, полагаю, сейчас вы все знаете, что нашего дорогого доктора Бладмани больше нет с нами. Да, это правда.
6
Блутгельд (Blutgeld) — по–немецки значит Кровавые Деньги. По–английски это Бладмани (Bloodmoney).