Порог открытой двери
Шрифт:
— Пошто его вызывать? Дома. Поди, в бондарной. Да какой он начальник, Данил-то Ерофеич? Он тутошний…
— А у вас тут что, другая держава? — не выдержал Ян. Ему надоело стоять посреди улицы и вести слишком уж неспешные переговоры с бабкой.
— Держава, чай, у всех одна, — нисколько не обиделась старушка. — Но вы городские, а мы — тутошние. Мы от веку здесь жили и живем! Триста лет назад, говорят, пришел сюда казак Данило Ерофеич с товарищами. С тех пор и люди тута живут, и его имя среди них живет.
В голосе бабки прозвучала
— А к председателю-то я вас провожу, идемте…
Они тронулись вниз по улице, к морю. На полдороге свернули во внезапно возникший переулочек. Та же вековая тишь провожала отряд, даже разговаривать не хотелось.
— Хоть бы вы собак завели, что ли, все — было бы веселее, — пошутил Иван Васильевич.
— А пошто они нам? Охотников у нас нет, одни рыбаки. Воров тоже нет. Пошто зря брех собачий слушать? Один вот держит, ездит на них зимой, так он на отшибе живет, он не нашего роду…
Переулок вильнул туда-сюда и вдруг выбежал к морю. Словно в прятки поиграл да и бросил. Открылась широкая песчаная коса, а на ней длинный сарай бондарной мастерской. Громоздились сквозные штабеля сельдяных бочек и бочонков, и пахло древесной сыростью. Мелкая светлая волна тихонько, как ребенок игрушки, перебирала чурбаки, гнутые гвозди и сломанные обручи. Но хлам этот не завлекал, и волна откатывалась, шурша от обиды. Валялся по берегу седой от соли плавник, бегали в его дебрях вечно спешащие куда-то серые трясогузки.
В неведомые времена забросило на косу ствол огромного дерева, врос он до половины в песок и стал чем-то вроде лавочки у ворот сарая. На бревне сидели двое: огромный человек с рыже-пегой бородой и девочка. Грудь у мужика выпирала колесом, и борода лежала на ней, как на блюде. Девчушка рядом с ним выглядела травинкой возле ствола лиственницы. Круглолицая, с такой тонкой кожей, что лицо ее напоминало фарфоровую чашку, налитую рябиновым соком. Ивану Васильевичу вдруг подумалось, что оно может светиться в темноте. А ведь некрасивое лицо — скуластое, с узкими карими глазами и широковатым носом. Некрасивое… и невыразимо прелестное.
— Данилушко, к тебе гости-то, привечай! — пропела старушка и отошла в сторону.
— Вы здешний председатель? — спросил Иван Васильевич, все еще, почти помимо воли, не отводя глаз от лица девочки.
— Был, — коротко ответил мужчина. — Теперь просто бригадир. Это баба Мотя все меня по старой памяти величает. Объединились мы с соседним колхозом. Но для вас это, наверное, роли не играет. Туристы, поди?
— Нет. Скоро соседями вашими будем. Передовой отряд будущего спортивного лагеря «Черский».
— А… Слышал о вас, говорили мне в городе. — Лицо Данилы Ерофеевича
— Лагерные? — вдруг оживилась баба Мотя. — Это что же теперя замки покупать надоть?
— Ну, какие там, бабуля, замки, если я за пять минут любой сейф беру, — совершенно серьезно заявил Ян. — Замки! Какая архаика!
— А что у вас тут, монет много? Ведь надо же знать, на что рассчитывать, — поддержал его Раджа.
— Уймитесь, налетчики! — остановил расходившихся парней Иван Васильевич. — Что за языки у вас…
— Шутить изволят-с! — не глядя на ребят, проговорила Ира.
— Это я вижу, — кивнул Данила Ерофеевич. — А сейчас-то помощь от нас нужна или так пришли?
— Присмотрели место, где у вас старые балаганы стоят, спросить хотим, не уступите ли нам это добро, — вернулся к деловой беседе Иван Васильевич.
— На Студеном ключе? С радостью! Наши ими давно не пользуются, а по летам наползают туда… всякие. Берите, с радостью уступаем.
Лицо Данилы Ерофеевича даже подобрело.
— Значит, вы не в самом поселке жить хотите?
— Нет. На сопке. Там на Студеном ключе и обоснуемся, — окончательно разъяснил недоразумение Иван Васильевич. — В лагере будет шесть отрядов. В поселке нам делать нечего.
— Ну, а коли так, то и ладно, — удовлетворенно кивнул Данила Ерофеевич. — Вот я думаю, сейчас-то пошто вам с рюкзаками таскаться? Устраивайтесь у нас в доме приезжих, никого там сейчас нет. Вон где контора была, флаг висит… Налегке потом и сопку обойдете и на маяк заглянете, коли захотите.
— Идея! — Раджа громко щелкнул пальцами от удовольствия. — Иван Васильевич, как вы смотрите?
Ира пожала плечами, Наташа никак не откликнулась — она глядела на море, кажется, даже не слышала того, о чем толкуют. Галя покосилась на Ивана Васильевича с тихой просительной улыбкой. Ян молча, надменно вздернул подбородок, словно говоря: «Ничего более интересного я от вас и не ожидал».
А Толян исчез. Совершенно непонятно, как и куда. Только что стоял рядом — и след простыл.
— Спасибо, пожалуй, так будет лучше, — согласился Иван Васильевич, — только где у нас…
— Тот мальчик, да? — спросила незнакомая девочка и встала с бревна. — А он возле гнезда. Там гнездо есть чаечье… — Она махнула рукой куда-то в сторону сопок. Выпрямилась, очень плавно, красиво перекинула на спину толстую русую косу.
И тут же Иван Васильевич понял, что в ее облике не давало ему покоя: он же видел ее сегодня на рассвете!
— Ты иди, Люба, мы после потолкуем, — ласково сказал Данила Ерофеевич, положив ей на плечо тяжелую, как якорная лапа, руку.
Сразу же за бондарным сараем берег круто уходил вниз, в узкий распадок, где, наверное, пряталось устье Студеного ключа. Там еще бродили последние клочья ночного тумана и лежали мокрые тени. И оттуда, из сырой мглы, раздался вдруг такой же осипший сырой голос: