Порог
Шрифт:
Однако же все было тщетно. Папа хотел бросить камушек в толпу. Вот и бросил. Вот и началось. Не помогали ни специально выпущенные буллы, ни угроза анафемы – массовое помешательство уже захватило целые народы.
– М-да, – осознавая дело рук своих, заметил Климент Шестой. – Как, однако, просто разрушать и осквернять что-либо, и сколь много сил уходит на то, чтобы сделать что-то поистине полезное для человека. Род человеческий глуп и грешен по сути своей. Так пусть же ему воздастся по заслугам.
Но воздалось не роду человеческому, а шарахнуло прямиком по церковнослужителям. История баснословных обогащений
А этими методами политики действуют в любом веке, хоть в четырнадцатом, хоть в двадцать первом. Слова немножечко другие, а суть та же. Напустят туману и эпидемий, и ну деньги делить – такие, что простому человеку и не снились.
– Это вам за разврат! – кричали меж тем энтузиасты из народа, порицая клириков. – Вы продажны и служите не церкви, а сатане! И молитвы ваши болезни не помеха, а один сплошной обман!
Недовольство и разочарование народа, который видел, что обычные храмы и службы не могут остановить разгул чумы, усиливались.
А эти настроения – что да, церковники блудят, интригуют, воруют и убивают почище простых мирян, – несли нешуточную угрозу для официальной церкви.
– Мой мальчик, – поучал Климент Шестой Жан-Жака, которого держал в курсе всех дел, чтобы тот с молодости видел изнанку жизни и не имел иллюзий. – Да, это опасные игры, но ты не бойся. У тебя есть я, а у меня есть поддержка… сам знаешь кого. Так ведь и у тебя есть эта поддержка! И дурить народ мы будем всегда. Они – наша пища, запомни это! Наша тупая, исполнительная пища. А мы властители, высшая каста. И покровители наши высшая каста в девяти кругах ада, и они всегда будут благоволить к таким, как мы. Даже не стесняйся делать все то, что считаешь нужным для приумножения своего благосостояния – хоть именем короля, хоть иного правителя, хоть Господа Бога. Все это лишь словесная оболочка. Настоящая власть всегда будет у того, кто держит в руках богатство – не просто держит, а умеет его удерживать из века в век, знает формулу его удержания и увеличения. А это мы. Увидишь, скоро золото потечет к нам рекой со всех сторон, только руки подставляй…
– Хорошо, ваше святейшество.
– А вы слышали, что произошло в храме Святого Петра в Иерусалиме?! – надрывались между тем на всех углах.
– Нет!
– Что такое?
– Прямо на алтарь упала табличка с посланием самого Иисуса Христа! – торжествующе кричали в народе. – Он провозгласил, что начало чумы – это наказание за несоблюдение постов, Божьих законов и заповедей! И что если люди будут и далее вести жизнь неправедную, то вскоре начнутся нашествие дикого зверья и набеги язычников и прочих дикарей, что хуже всякого зверья. А спасение придет к заблудшим душам, если они отрекутся от соблазнов бренного мира и начнут неусыпно молиться и предаваться самобичеванию.
Так возникло движение самобичевателей-флагеллантов. Они всерьез верили, что если намеренно причинять себе боль, то это разжалобит Господа, который, увидев их страдания, исцелит их, а прочих оградит от новых заражений.
Современный человек с ума бы сошел, а они ничего. Жить хочешь, как говорится, умей вертеться…
Флагелланты, впавшие в религиозный экстаз, объединялись в группы по несколько тысяч человек. Каждую группу вел за собой кто-либо из особо фанатичных адептов. Так они странствовали по всей
Разумеется, папа видел, куда это все катится, но при всем своем уме и осторожности не стал отлучать их от церкви – народ мог бы взбунтоваться и объявить еретиком или пособником дьявола самого папу, слишком уж далеко все зашло.
Но флагелланты несли с собой не только ересь. Они несли за собой новые волны заражения в прежде нетронутые места. Такова была саркастическая усмешка дьявола – именем Бога уничтожать миллионы и миллионы людей.
– Подожди, подожди, – говорил Климент Шестой Бизанкуру. – Просто смотри и учись, как это бывает и как именно делаются большие деньги.
Юноша смотрел и учился. И вот тут-то и началось самое интересное.
Обезумевшие от страха, горя и отчаяния люди готовы были отдать баснословные деньги, только бы получить… нет, не исцеление, а отпущение грехов.
– Ты понимаешь теперь, мой мальчик, как именно можно заработать капитал на болезни и страхе, если ты приближен к власти? – глядя на юного родственника в упор, спросил Климент Шестой.
– Да, ваше святейшество, – не моргнув глазом, бойко ответил Бизанкур. – Вовремя рассказать нужную сказку. Попросту всех обмануть.
– Браво! – одобрил Климент. – И?..
– Индульгенции – это цыплятки на птичьей ферме, – продолжал Жан-Жак. – Стоят они не столь дорого, зато их много и требуются они теперь каждому.
– Да, мой мальчик! – расхохотался папа. – Ты понял! Раз уж они верят, будто эта бумажка спасет их грешные никчемные душонки, этим надо пользоваться, коли ты не дурак.
Бизанкур дураком не был.
Конечно, он понимал, что еще слишком юн и неопытен для того, чтобы самостоятельно вершить подобные дела, и то, сколь повезло ему на влиятельного родственника, который к тому же был поддержан силами, многократно превосходившие обычные человеческие.
Конечно же папа в самый разгар эпидемии находился далеко от Ватикана, запершись с горсточкой приближенных к нему людей в Авиньоне, своей резиденции, надежной, как крепость. При нем неотлучно находился его личный врач, великий Ги де Шолиак, предписания которого он соблюдал неукоснительно. Опасность заражения была весьма велика, и поэтому Климент не расставался с платком, который держал все время прижатым к лицу, дыша исключительно через него, куда бы он ни ходил, и периодически сжигал оную тряпицу, вынимая из особых сундуков все новые, не тронутые заразой аккуратные белые квадратики ткани.
– Помнишь, дорогой мой племянник, что говорил я тебе в самом начале относительно чистоты тела и одежды? – напоминал он Жан-Жаку, а вслед за ним и туповатый Фернан Пико внимал ему, разинув рот и поражаясь его дальновидности. – Вот поэтому вы теперь и живы, и будете живы и впредь, если прислушаетесь к голосу разума, а сейчас этих голосов только два – мой и мэтра де Шолиака.
Кроме того, справа и слева от собственной персоны папа держал две постоянно горящие жаровни, огонь в которых поддерживали Жан-Жак де Бизанкур и Фернан Пико, а в их отсутствие – доверенные люди. Это тоже было предписанием врача.