Пороги
Шрифт:
Марианна начала крупно дрожать.
— Успокойся, пожалуйста, — сказал Нешатов.
— Можно я возьму тебя за руку?
— Бери.
Влажноватые, костистые пальцы вцепились ему в руку. Было неприятно, но он терпел. Горе схватило его за руку, нельзя было стряхивать горе… Да еще такое, в котором сам виноват…
— Слова до него не доходят. Я не знала, как подступиться.
—
— Ты ему дал?
— Очень немного. Двадцать рублей. И те он в конце концов не взял.
— Бедный мальчик! Ты понимаешь, я не верю, не верю, что он виноват.
— А что там произошло?
— Ограбление квартиры. Вещей унесено что-то на тридцать тысяч. Магнитофон, проигрыватели, книги… Кое-что нашли у нас. Паша не отпирался… Его увели. Видел бы ты, как он уходил! «Не отчаивайся, мама». Взрослые слова, а глаза как у ребенка — те самые, желтые… Не верю, не верю! Он на себя возьмет вину из благородства. Это все у него наносное: грубость, цинизм. А в глубине души он благороден. Я перед ним виновата…
— Я больше тебя виноват. Тот раз он приходил, хотел поговорить по душам, а я его не задержал, мне было некогда. А потом я про него просто забыл. Разные происшествия на работе… Да, забыл о своем сыне. Никогда себе не прощу…
— Чаю хочешь? — спросила Марианна.
— Пожалуй, давай.
Она ушла на кухню. Нешатов сидел, подперев руками голову, в которой гудели мысли. Тот самый телефон, сдвоенный, из-за которого все произошло… Кому-то надо позвонить, с кем-то посоветоваться. Гана нет, советоваться не с кем. Тут он вспомнил, что есть Фабрицкий, набрал номер.
— Слушаю, — сказал светлый, бодрый голос.
— Александр Маркович, извините, это говорит Нешатов.
— Что-нибудь случилось?
Нешатов вкратце изложил положение дел.
— Понял, — сказал Фабрицкий. — Завтра на работу можете не приходить. Займемся выяснением, если надо — хлопотами. Главное, не теряйте бодрости — вы не один.
— Спасибо, Александр Маркович. Огромное спасибо.
Марианна внесла чай.
— Фабрицкий обещал помочь, — сказал Нешатов. — Это волшебник.
— Паша не виноват.
—
Пили чай в молчании. Чашки звякали о блюдца. «Надо позвонить Магде, — думал Нешатов, — а как это сделать при Марианне?»
— Послушай, — сказал он. — У тебя есть валокордин?
— Нет, а что?
— Прихватило сердце. Ничего страшного.
Она испугалась:
— Дать капель Вотчала? Валерьянки?
— Не то. Нужен валокордин.
— Я сейчас. К соседям сбегаю, ладно?
Прогрохотал лифт. Нешатов набрал номер.
— Магда, дорогая! Слава богу, ты уже дома.
— Да, я так беспокоилась, когда вы не пришли. Думала, что-то случилось. Немного успокоилась, когда Соня передала мне телефонограмму.
— Действительно, случилось. Мой сын Павел попал в тюрьму.
— Боже мой! Как же это? За что?
— Еще неясно. Какая-то шайка. Я сейчас у своей бывшей жены Марианны. Она в ужасном состоянии. Убеждена, что Павел не виноват, его запутали. Она мать. Но мне почему-то тоже кажется, что не виноват. Оставил на столе мои две десятки…
— Какие десятки?
— Долго рассказывать. Марианна с минуты на минуту должна вернуться. Я звоню без нее, чтобы не причинять лишней боли. Понимаешь?
— Понимаю.
— Я теперь должен быть здесь. Может быть, долго к тебе не приду. Может быть, совсем. Понимаешь?
— Я все понимаю.
— Это ничего, что я перешел на «ты»?
— Я и не заметила. Ничего.
— Спасибо тебе.
— Только это ничего не значит. Сейчас не обо мне речь. Когда такое горе, надо посторониться.
— Магда, какая ты светлая. Справедливая.
— Жестокая.
— Будь со мной жестокой. Не прощай меня. Я виноват, я кругом виноват. Весь этот год… Кладу трубку. Идут.
Вошла Марианна.
— Валокордина нет. Есть корвалол. Годится?
— Давай. Мне уже лучше.
— Накапать? Сколько капель?
— Двадцать пять.
Дождь пошел сильнее.
1981