Порох для крабов
Шрифт:
Лягнув ногой, я легко избавился от захвата. Эта псина явно не хотела меня съесть, она начала выписывать вокруг меня, виляя хвостом, круги. Алёна, которая пока я Телепортировал трупы, осмотрела красный купол палатки, обернулась ко мне и пожала плечами. Там было пусто. Собака не унималась. Повизгивая и потяфкивая, она явно пыталась нас что-то сказать.
– Ты жрать что-ли хочешь?
– спросил я и бросил собаке свежий блин, которыми дома потчевал нас с утра Кузьма.
Псина увернулась, потом подбежала к упавшей на снег снеди, понюхала
Она была без сознания и уже едва дышала. Видимых повреждений на ней не было, а так как она была одета лишь в лёгкие подштаники и свитерок, то уже побелела. Перетащив её в подпространство, я начал с Алёной проводить комплекс мероприятий Первой помощи при обморожении.
– --
Убедившись, что жизни спасённой ничего не угрожает, я ознакомился с допросами Сканов двух баб, которые сейчас спали в Тюрьме. Узнав, что именно произошло лагере, я вопросительно посмотрел на Алёну. Та от полученной информации тоже припухла. Сказка, в которую мы невольно попали, оказалась изрядно страшненькой.
– Вань, отпускать этих курв нельзя, - сказала петоводша.
– Согласен, - ответил я.
– Но и просто убивать слишком просто. К тому же дам им шанс. Слабенький, но какой есть.
Узнав о том, что я придумал, Алёна криво улыбнулась, но кивнула согласно головой. Всё было справедливо, к тому же, как и я, она была воспитана на русских народных сказках. Вдруг случится чудо, это докажет, что волшебство существует на самом деле.
– --
Продолжив расставлять Тановышки, я периодически посматривал за спину. К моему Снегоходу были прикреплены сани, в которых лежала одна из связанных и раздетых почти до исподнего, как и та негритянка за палаткой, баб. Это была белая женщина возрастом около сорока лет, которая управляла машиной и едва нас не протаранила. Вторая, сильно на неё похожая, но значительно моложе, которая отвесила тумака прикладом Алёне, лежала в таких же санях, прикреплёнными к их же агрегату.
Им несколько неумело управляла петоводша, тоже бросая периодически взгляды назад. Наши машины со скоростью пятьдесят километров в час уезжали от места разыгравшейся трагедии. Допрос Сканов женщин, которые сейчас стучали зубами за нашими спинами, не оставил у нас к ним ни грамма сочувствия.
Оказалось, что мы стали свидетелями хладнокровного убийства. Пожилая баба, украинского происхождения, была женой негра, та, что стреляла - её дочерью, а негритянка, загибающаяся от мороза - падчерицей. Такая вот рождественская сказка, ёлки-иголки.
В Арктику они всей семьёй приехали якобы за туристическими впечатлениями. Негр с дочерью не подозревали, что это была дорога в один конец. Подобную авантюру злобная фурия уже один раз осуществила, правда
Медведя они приманили мясом, обеих жертв опоили снотворным, а мужику приёмная дочь дополнительно выстрелила в ногу, чтобы и зверь не ошибся, и отчим уж наверняка не сбежал. И всё бы у них прошло как по нотам, но, на свою беду, они повстречала нас.
– --
Посмотрев на часы, я остановил снегоход и пошёл посмотреть, как дела у черной вдовы. Та смотрела на меня, не мигая. Чуда не случилось. Быстро она копыта откинула, всего за час. Отправив труп в подпространство, я пошёл к саням с её дочерью. Над ней стояла, склонившись петоводца.
– Ещё живая, - сказала, выпрямившись, Алёна.
– Что она там шепчет?
– спросил я, не разобрав из-за треска ледовых торосов вокруг нас, что сказала петоводше связанная деваха.
– Да ничего интересного. Сгиньте, да пропадите грязные русские свинособаки.
– Подождём, - сказал я.
– Не долго осталось. Ещё час если продержится, то отпустим. А пока здесь посидим, на небо посмотрим. Вон как оно полыхает. В Кургане такого точно не увидишь.
Хмыкнув, Алёна не стала травить байки о том, какие небесные зарева в своей деревне она видела, а помогла мне разбить палатку. Она досталась нам в виде трофея. Большая, тёплая, мягкая. Напротив саней я поставил стол и два кресла, а рядом качели.
Подойдя к притихшей пленнице, я склонился и приблизил ухо к её рту. Тут же в мою ушную раковину вцепились острые девичьи зубки. Резкая какая! Посмотрим, как ты через час запоёшь. Вернувшись к Лёле, я сел рядом с ней на длинную скамью со спинкой качелей и начал их медленно раскачивать ногами.
– --
Под монотонный скрип от застывающей смазки на металлических шарнирах я начал расспрашивать петоводшу о её житье-бытье. Она, прихвастывая, расписывала о своём "суровом" крае и деревенском быте. Забавно было это слышать мне, провёдшем всё детство и юность на Полярном Урале.
Заливала она умело, любой бы поверил в бродящих по улицам амурских тиграх и расстреливающих грибников кедровыми шишками размером с кулак взрослого мужика белках и горностаях.
Посмотрев на часы и прекратив хохотать, я встал с качелей и подошёл к саням. Тело там уже начало коченеть, кожа трупа посинела, глаза начали покрываться молочной пеленой. Вновь чуда не произошло. Чуть-чуть не дотянула. Если бы ещё десять минут продержалась, то я бы её, как и обещал, отпустил.
Переместив труп и сани в подпространство и вернувшись к качелям, я сообщил Лёле, что больше нам здесь делать нечего. Та встала с сиденья и начала отряхивать штаны от снега, который нападал на нас, пока мы ждали. Ледяной узор на стальной опоре конструкции был удивительным. Как-то так получилось, что он очень похоже изобразил кору деревьев и иголки. Теперь качели будто бы стали елью.
– Вань, а что с падчерицей будет?
– спросила Алёна.
– Завтра в канадский госпиталь её доставлю, - ответил я.
– А ты за собакой присмотришь, пока её не выпишут.