Пороки и их поклонники
Шрифт:
Тинто Брасс громко, с подвыванием, залаял.
“Ну что ж ты, хозяин? Разве ты не чувствуешь, как здесь паршиво, как пахнет смертью и кровью, так что у нормальной собаки все мышцы скручивает в спираль?! Пойдем, а? Мне не нравится то, что лежит на полу. Оно заставляет меня дрожать и томиться от страха, хотя – ты же знаешь! – я отважный и сильный пес!”
– Знаю, знаю, – скороговоркой выговорил Владимир Петрович, – сейчас уходим. Но нам надо… что-то придумать.
Он не мог оставить труп в пустой квартире.
Что
Так же точно он знал, что в милицию звонить не будет.
Позвоночник сотрясался от сокрушительной боли.
Поймав свое отражение в стеклянной дверце шкафа, Архипов вдруг удивился, что сидит прямо. Ему казалось, что он извивается, как уж на сковородке.
– Ладно, – сказал он себе, – ладно!
Тинто Брасс смотрел на него вопросительно и жалобно. Архипов чувствовал себя примерно так же, как он смотрел, – не знал, что делать дальше, и очень жалел себя.
Ей-богу, была бы Лизавета жива, он бы ее собственноручно задушил, зарезал, столкнул с лестницы, отравил мышьяком, повесил на рее и подверг казни на гильотине!
Архипов замычал, постучал себя по затылку, а потом решительно полез в карман брюк трупа. Раньше ему никогда в жизни не приходилось обыскивать покойников.
Ключи нашлись.
Ключи от машины на массивном, “запирающем” брелке.
Архипов перевел дыхание и вытер лоб. Труп все смотрел на него, и от этого стало еще страшнее.
– Портфель, – объяснил Архипов Тинто Брассу, – у него еще должен быть портфель, он не мог приехать на машине без всяких документов. Ищи портфель, Тинто.
“Ищи сам, чего там тебе надо, – ответил Тинто. – Я в таких штучках участия не принимаю. Я порядочная собака, по чужим карманам не шарю и чужими портфелями не интересуюсь”.
Может, он ответил что-то другое, но Архипову показалось, что именно это.
“Портфель” оказался кожаной сумочкой на ремешке с одного боку. Такие сумочки по неизвестным причинам в магазине именуются “визитницы”, хотя визитных карточек туда можно насыпать полтора килограмма – вряд ли даже очень общительному обладателю сумочки может столько понадобиться.
В ней лежали права на имя Маслова Евгения Ивановича с собственной Евгения Ивановича физиономией – розовой, глупой, десятилетней давности. Еще были ключи от квартиры, медицинская справка о прививке против гепатита, ресторанный счет, телефонный счет, счет за бензин, визитные карточки – наконец-то! На карточках написано, что Маслов Евгений Иванович является членом Московской областной коллегии адвокатов и располагает такими-то телефонами.
Карточки, штук пять, Архипов сунул себе в карман, а сумочку зажал под мышкой.
– Ничего не поделаешь, – сказал он мертвому Евгению Ивановичу, и собственный голос показался ему странным, – придется тебе терпеть.
Дождь, накликанный Лизаветой, все шел, и, когда Архипов
Он остановился возле окна на первом этаже, которое нельзя увидеть из каморки Гурия Матвеевича, и некоторое время постоял, прислушиваясь. Радио изнемогающим голосом пело про Эсмеральду, любовь, ночь и дьявола. Архипов послушал немного, а потом бесшумно открыл окно и выпрыгнул наружу, в заросли бузины и сирени. Кусты моментально осыпали его крупными каплями холодной воды, казавшейся на губах почему-то сладкой, рубаха промокла и прилипла к спине, будто обняла холодно и влажно. Где может быть машина юриста Маслова?
Архипов выбрался из кустов, пробежал под аркой, выскочил на тротуар и нажал кнопку, вытянув руку влево. Подождал и вытянул вправо.
Ничего не произошло. Ни одна машина не ответила ему бодрым писком и подмигиванием фар.
Собственно, покойник мог оставить машину где угодно. Возле нотариальной конторы, в которой их принимал Грубин Леонид Иосифович. Или в соседнем переулке. Или рядом со своим офисом.
Дождь моросил, и шее было холодно и мокро. Архипов поежился. Если это так, он никогда не найдет эту самую машину, а весь его план построен на том, что найдет. Стало быть, плохой план.
Архипов пошел по тротуару, тыкая брелком во все машины подряд. С волос и ушей начинало потихоньку капать, спина заледенела, и, кажется, в джинсах тоже становилось мокро. Очень плохой план.
Короткая вспышка света ударила по глазам. Послышался писк и характерный звук, с которым открываются замки в дверях машины.
Архипов все-таки ее нашел.
Оглянувшись по сторонам – никого не было на залитом дождем бульваре, только шли редкие машины, расплескивая пахнущую асфальтом воду, – Архипов обошел вишневую “девятку” и сел за руль.
“Девятка” завелась со второй попытки, Архипов сдал назад, вывернул руль и перевалил через низкий тротуарный бордюрчик.
– Что я делаю? – громко спросил он сам у себя. – Что я, черт возьми, делаю?!
Загонять машину в бузину и сирень он не стал, оставил в арке и тем же путем – через кусты и окно – вернулся в подъезд. Все было спокойно, только радио больше не пело про любовь, а неодобрительно рассказывало про футбол.
Архипов поднялся на свою площадку, постоял перед Лизаветиной дверью, вздохнул и решительно вошел. Свет зажигать нельзя, а ему нужны какие-нибудь перчатки.
Он нашел их довольно быстро – вязаные, с кисточками, – натянул, взял с полки под зеркалом какой-то пакет и вошел в гостиную, где на полу лежал Евгений Иванович Маслов с ножом в боку.
Стиснув зубы, Архипов выдернул нож и сунул его в пакет – даже не стал смотреть, что там, в том месте, где раньше торчал нож, а пакет кое-как запихал в задний карман джинсов. Потом приподнял тело. Оно оказалось холодным и тяжелым, и нести его было очень неудобно, он и не предполагал, что это так трудно – нести мертвое тело.