Порожденная иллюзией
Шрифт:
Он указывает головой в сторону безмолвной кухни.
– Завтра, – говорит беззвучно и отнимает руку от моих губ.
Я сжимаю их, жалея, что ушло тепло.
– Спокойной ночи, Анна, – прощается Коул и выходит за дверь.
Я мысленно встряхиваюсь. Ну ладно… но завтра я хочу получить ответы.
– Как тебе миссис Линдсей? – спрашивает мама, едва я вхожу в кухню. – Что за нахальная женщина! Терпеть не могу скептиков. Все они сплошь подлые лжецы.
Я прячу улыбку. Кто бы говорил…
– Не думаю, что она скептик, мама. Скорее, еще один медиум.
Мама прищуривается:
– Разумно.
Я готова к вопросу и отвечаю без колебаний:
– Я запнулась о шнур. Миссис Линдсей выглядела так, будто собирается наброситься на тебя, так что я дернула его ногой. Сожалею, что учинила такой беспорядок, но ты, по крайней мере, смогла спокойно вернуться в кабинет.
На мамином лице читается сомнение, она явно пытается вспомнить, где я находилась в тот момент. Но я-то знаю, что маска ограничивает видимость, а еще в комнате было очень темно…
– Прости за лампу.
Мадам качает головой:
– Не переживай. Жак купит мне новую, если попрошу.
Я хмурюсь. Не хочу зависеть от того, кому не доверяю.
Мама поворачивается ко мне с таким невинным выражением, что я застываю в напряженном ожидании.
– Значит, ты и Оуэн.
Я вздыхаю:
– Я и Оуэн, что?
– Ну ты ведь идешь с ним в пятницу на танцы? Он тебе нравится?
Я пожимаю плечами. По-моему, немного поздновато для этих бесед в стиле дочки-матери. Когда заставляешь своего ребенка помогать тебе обманом вытягивать у людей деньги, то теряешь право учить его жизни.
– Вы повеселитесь.
– Зачем ты сегодня пригласила Коула? – спрашиваю небрежно.
Мама начинает хлопотать, вытирая уже чистую столешницу:
– Хотела, чтобы у тебя был выбор.
Я чувствую, что она желает развить тему, но не решается. А действительно ли я хочу знать, что у нее на уме? Один из принципов моего выживания – не слишком углубляться в мамины мотивы. Так что… Широкий зевок в качестве предлога – и я кошусь в сторону спальни:
– Я правда устала. Думаю, пора ложиться спать.
На какой-то миг на лице мадам будто бы вспыхивает разочарование, но она тут же улыбается:
– Спокойно ночи, дорогая. Спи крепко.
Наклоняется ко мне, и я послушно целую ее в щеку:
– Спокойной ночи, мама.
Ложась в кровать, я все думаю о том мамином взгляде. Она действительно разочарована, что я не доверяю ей свои мысли и мечты? Я только что упустила возможность сблизиться с собственной матерью? Или это игра? Наверняка и не скажешь.
* * *
Одежда тяжелым грузом тянет меня вниз. Я не могу дышать. Мама. Я должна ей помочь. Легкие горят огнем. Она выкрикивает мое имя. Я не могу дышать. Мне очень жаль.
Я просыпаюсь мокрая от пота; ноги запутались в клубке одеяла. Отпинываю его и прислушиваюсь. Тишина. Проверяю, как там мама, и сердце постепенно успокаивается. Сходив на кухню и попив воды, возвращаюсь в комнату. Мысли путаются. Почему это происходит? Все реально? Ложусь обратно в кровать и натягиваю одеяло до подбородка.
Страх усаживается мне на грудь, будто толстый кот, и заглядывает в глаза. Уолтер,
Никогда прежде еще не чувствовала себя такой одинокой.
Проснувшись через несколько часов, радуюсь солнцу, сияющему за окном. В солнечные дни страху не за что зацепиться. Сегодня я поговорю с Коулом.
Я быстро умываюсь, больше чем обычно переживая о своем внешнем виде. Вспоминая о пальцах Коула на моих губах, трижды меняю шляпку, хоть и обзываю себя при этом неразумной дурочкой. От нервозности сердце аж подпрыгивает, словно подбрасываемые жонглером кегли. И причина не только в предстоящей встрече с соседом, но и в том, чему он может меня научить. Потому что я точно знаю: вчера вечером я почувствовала, как он через стол протягивает ко мне свою нить эмоций. У Коула такие же способности, как у меня.
Я подкрашиваю губы, но тут же, недовольная, все стираю. Я не яркая и не таинственная. Глядя на себя в зеркало, гадаю: что же видят другие? «Красивая молодая девушка» – так назвал меня Оуэн. А Коул считает меня красивой? Рядом с моей матерью, вслед которой оборачиваются все мужчины на улице, трудно сказать.
В отличие от мадам Ван Хаусен, которая меняет облик в зависимости от настроения, я всегда выгляжу одинаково – серьезной и задумчивой, – независимо от того, что надеваю и пользуюсь ли косметикой. Сегодня на мне черные шелковые чулки, синее шерстяное платье и темное пальто с запахом. И, наконец определившись, я надеваю новую черную шляпку-клош с цветком из бисера на боку. Я выгляжу умной и современной, но никак не очаровательной. Горя от нетерпения, отворачиваюсь от отражения и собираю вещи.
Спускаюсь вниз и замираю перед дверью. Нужно постучать? Спросить у мистера Дарби, могу ли я поговорить с Коулом? Как бы себя повела приличная девушка?
От необходимости это выяснять меня спасают открывшаяся дверь и появившийся оттуда Коул.
– Доброе утро.
– Доброе утро.
Мгновение мы просто смотрим друг на друга, а затем он указывает на парадный выход.
На улице, может, и солнечно, но воздух потрескивает от мороза, и я натягиваю мягкие кожаные перчатки.
– Не хочешь сходить в кафе «Чайлдс» поесть вафель? – спрашивает Коул, протягивая мне руку.
Я киваю, и мы в молчании идем к надземной остановке поезда. Мимо нас снуют мужчины в темных костюмах и котелках; женщины, в основном служащие, спешат в свои конторы, чтобы выпить первую чашку кофе.
В вагоне тесно, и мы с Коулом пробиваем себе дорогу, прямо как настоящие ньюйоркцы. Здесь мы не можем поговорить, но, когда я цепляюсь за свисающий с потолка ремень, сосед ободряюще мне улыбается. Он прижимается ко мне так близко, что я чувствую чистый аромат его мыла даже под зловонным запахом тел, духов и сигарет, что источают другие пассажиры. Моя голова как раз достает до груди Коула, и я устремляю взгляд туда, где воротник его рубашки встречается с впадинкой на горле. С замиранием сердца смотрю на нее и думаю: каково это, прижаться губами именно туда? В лицо бросается краска, а во рту внезапно пересыхает. Никогда в жизни еще не чувствовала себя столь неуверенно и смущенно.