Порт-Артур – Иркутск – Тверь: туда и обратно
Шрифт:
Каждому третьему молодому великому князю хотелось жениться по любви. Что, естественно, грозило неравнородным браком, великосветским скандалом в масштабах всей венценосной европейской знати и позором русского царствующего Дома. Каждой второй великокняжеской ветви Романовых, особенно Владимировичам и Николаевичам, по мере рождения у Николая II и Александры очередных дочерей представлялось, что «Аликс не способна дать России наследника» и «надо неправильную семью поменять на правильную». На семью кого-то из сыновей Николая Николаевича-старшего или Владимира Александровича. Их-то жены «мальчика непременно родят».
Все эти мерзкие шушуканья и перешептывания
Так стоит ли удивляться тому, что в нашей истории Александра Федоровна, задолго до возникновения «распутинщины», уже на дух не переносила большинство романовской семейки? Трусость, обман и предательство родни окружили их с Николаем не в 1917 году, а намного раньше.
Один лишь пример Николая Николаевича-младшего, будущего творца катастрофы русской армии в первые месяцы Великой войны, человека, в чью воинскую доблесть и личную храбрость царь наивно верил, чего стоит! Вместо принятия в 1905 году высших полномочий военного диктатора-усмирителя Николаша с револьвером в руке заставил своего растерянного племянника отречься от основ самодержавия: принять диктат бунтовщиков и согласиться на созыв законотворческой Думы без внятного избирательного ценза при выборах ее депутатов.
И пусть историки пишут, что его склонный к неврастеническим истерикам дядюшка, дескать, лишь угрожал самоубийством. Кто знает, что могло бы случиться, прояви Ники непреклонную волю, которой так ждала от него в критические моменты жена, а вместе с ней, урожденной немецкой принцессой, и вся вменяемая, более чем стомиллионная Россия? На кого в таком случае мог быть направлен ствол великокняжеского нагана?..
При всем при этом каждому первому из глав четырех великокняжеских ветвей представлялось, что содержание его семейства от казны маловато, а посему тот род войск, шефом которого он по праву рождения состоит на высшей, но безответственной по существующему законодательству должности генерала-инспектора, есть его персональное поле для кормления. Так же по-хозяйски вел себя по отношению к флоту и формально бездетный, но любвеобильный генерал-адмирал Алексей Александрович. Возможно, лишь чуть более вызывающе и эпатажно.
Демонстративное, наглое крысятничанье из казны посредством заказов кораблей и гаубиц «системы Кшесинской» у узкого круга инофирм, удовлетворяющих стандартам великокняжеского финансового сервиса, или нормальной логикой не объяснимая, десятками лет тянувшаяся зависимость всей русской кавалерии от монополизма частных задонских коннозаводчиков вызывали презрительную ухмылку западных журналистов. И форменно бесили русское офицерство, как и все прочее образованное сообщество, критически роняя в его глазах как престиж власти в целом, так и самого царя в частности. А ведь известно, что в России от неуважения к самодержцу наиболее активных слоев народа до цареубийства дорожка не очень и длинная…
Вот такими жизненными установками и повадками, в самом первом приближении, обладало то высшее общество, государственная элита, среди которой Рудневу предстояло вращаться как генерал-адъютанту государя императора, герою минувшей войны и лицу, облеченному ответственностью за строительство современного флота. И как, с некоторых пор, графу и просто весьма
И все бы ничего – ведь наивным и доверчивым простачком Петрович не был, – вот только с какими восхитительными типажами ему предстоит иметь дело, он до недавнего времени еще до конца не осознал. Как было сказано, товарищ был мореманом, посему хитросплетения интриг и интересов камарильи, перманентно дерущейся за влияние на царя, а точнее, за собственный кусок затронной власти, его не интересовали в принципе. А страсти там кипели порой нешуточные, взять, к примеру, «дружеское соперничество» богатейших помещичьих семейств – Юсуповых и Воронцовых-Дашковых…
Увы, до недавних пор его познания на эту тему исчерпывались воспоминаниями о фильме «Агония» по мотивам романа Пикуля, где кто-то из князей Юсуповых, то ли по жизни слегка чокнутый, то ли чуточку голубой, участвовал в убийстве Распутина. И, положа руку на сердце, он сам себе признавался, что к вступительным экзаменам в такой «университет» не готов совершенно. – Однако время тянуть первый билет неумолимо приближалось…
Когда все трое устроились в покрытых натуральными мехами кожаных креслах вокруг курительного столика, двумя ножками стоявшего на краю огромной медвежьей шкуры с оскалившейся огромной головой – шедевром таксидермии, – дорабатывавшей свой век прикаминным ковриком, на несколько мгновений установилась тишина. Визави графа Руднева со знанием дела выбирали себе сигары, а он их обоих внимательно рассматривал, готовясь к неизбежной интеллектуальной схватке. Как говорится, «Ave, Caesar, morituri te salutant!» [3]
3
Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!
Увы, куча его знаний из будущего была сейчас абсолютно бесполезна, ибо про жизнь и повадки рядовых членов русского высшего света Петрович на самом-то деле не знал ни черта! Они его попросту никогда не интересовали. Поэтому единственной играющей стратегией в данной ситуации для него было как можно меньше говорить и побольше слушать. А еще периодически таинственно и многозначительно улыбаться. Трехорловые эполеты и ореол воинской славы должны, по идее, помочь сойти за умного. Но сначала хорошо бы врезать им по больному месту, конечно, если повод дадут…
– Вы разве не курите, ваше сиятельство?
– Бросил во время войны. Было чем взбодрится и без сигар, Александр Михайлович. И, пожалуйста, господа, прошу вас, давайте без чинов и титулов. Мы уже вполне знакомы, так что будьте проще, и люди к вам потянутся, как говорится… – Руднев улыбнулся самой обворожительной своей улыбкой, примерно такой, на какую однажды купился кэптен Белли, командир «Тэлбота». – Договорились?
– Примите искреннюю благодарность за столь великодушное и дружеское расположение к нашим скромным персонам…
– Хм… Да, полноте, любезный Александр Михайлович, про скромность-то мне говорить… – В только что доброжелательном, теплом взгляде адмирала внезапно блеснула хищная искорка, мгновенно полыхнувшая огнем холодной ярости. – Тут воюешь-воюешь, полтора года почти людей в парусину шьешь да за борт с баластиной на ногах спускаешь, а почему? За что? И кому благодаря, спрашивается? Чьей такой персональной… скромности?.. Не угодно ли вам, господа, будет узнать скромное мнение русского флота по сим… малозначительным вопросам, а?