Порт-Артур (Том 2)
Шрифт:
– Завтра же к вам будут направлены старшие артиллеристы со всех броненосцев и крейсеров, - заверил Ухтомский.
На этом деловой разговор и кончился. Гости и хозяева перешли в столовую.
Вскоре подъехали все еще перевязанный после ранения 28 июля командир броненосца "Ретвизан" Шенснович и командир "Севастополя" Эссен. Шенснович попросил разрешения зачитать докладную записку о дальнейшей деятельности флота.
– Вопрос этот решен, - мы остаемся в Артуре, пока он будет держаться, и лишь в крайнем случае попытаемся уйти хотя
– Я предлагаю прорываться из Артура поодиночке и прежде всего имею в виду "Баяна". Он обладает ходом в двадцать узлов. Выйдя с темнотой из Артура, к рассвету крейсер будет уже милях в ста-ста двадцати от Артура, то есть достигнет Циндао.
– Скоро наступит осень с ее длинными темными ночами и частыми туманами.
При таких условиях вести тесную блокаду на море невозможно, - поддержал Шенсновича Эссен.
– Я тоже готов попытать счастья на своем тихоходном броненосце.
– Вы забываете о бесчисленном количестве мин, которыми еженощно японцы забрасывают наш внешний рейд. Прежде чем прорвать блокаду, придется миновать винегрет из плавающих в море мин, - возразил Ухтомский.
– Их и вытралить можно.
– Это привлечет внимание японцев, и они будут начеку.
Простившись с моряками, генералы отправились с докладом к Стесселю.
У него они застали городского комиссара подполковника Вершинина. Выше среднего роста, с окладистой бородой, он был похож на нижегородского купца.
Это сходство увеличивалось окающим говором Вершинина. Он был сильно взволнован.
– Поскольку вы являетесь артиллерийским офицером, в которых сейчас большой недостаток, вам надлежит сдать гражданские дела и принять батарею по указанию генерала Белого, - сердито говорил Стессель.
– Я назначен комиссаром высочайшим приказом и без повеления Петербурга своего поста не оставлю, - возразил подполковник.
– Я предам вас военно-полевому суду за отказ выполнить мое распоряжение в осажденной крепости. Чтобы завтра мой приказ был выполнен. Марш отсюда! уже прикрикнул Стессель.
Вершинин неловко, совсем не по-уставному, повернулся и вышел.
– Зажирел и совсем распустился, - обернулся Стессель к входящим Кондратенко и Белому.
– Как артиллерийский офицер Вершинин никуда не годится: отстал и позабыл все, что раньше знал. Мне его и даром не надо, - взмолился Белый.
– Тогда поручу ему уборку трупов, пусть хоть этим будет полезен, - решил Стессель.
В это время Вершинин уже сидел в кабинете Рейса. Дрожащим от волнения голосом он умолял начальника штаба помочь ему избавиться от строевой службы.
– Виктор Александрович, будьте благодетелем, избавьте от строевой службы.
За благодарностью не постою.
Полковник задумался.
– Боюсь, что генерал закусил узду. В таком случае ничего с ним не сделаешь. Будет рвать и метать, если не подчинитесь. Разве что сходите к Вере Алексеевне. Она одна может сладить с
– Недолюбливает меня генеральша. Отказал я ей в проведении налога на нужды благотворительного общества. Незаконно это, а она разгневалась.
– Внесите от себя тысчонку-другую на дела общества. Может, она и положит гнев на милость.
Откланявшись, Вершинин направился все же к Вере Алексеевне. Генеральша приняла его весьма сухо; хотя Дары и приняла, но помочь не обещала.
– Я в служебные дела мужа не вмешиваюсь. Придется к слову - спрошу, в чем дело.
С этим перепуганный комиссар и отбыл домой.
В ту же ночь Вершинин во главе команды жандармов и китайцев приступил к уборке трупов. Его все время тошнило. Он не мог переносить трупный запах.
Чуть живой Вершинин вернулся поутру домой и, ругая на чем свет стоит Стесселя, приступил к сбору денег для нового подношения всесильной генеральше.
За столом Вера Алексеевна прислушивалась к разговору мужчин.
– Так, значит, моряки целиком пошли нам навстречу?
– переспросил Стессель, выслушав Белого и Кондратенко.
– Вполне. Были очень любезны, - засвидетельствовал Белый.
– Что это с ними случилось? Чуют, видно, что в Артуре начинает пахнуть жареным и без нас им крышка. Того - в море, Ноги - на суше, а они - как мусор в проруби - посредине. Не знают, куда им податься, - проговорил Стессель.
– Вонь на позициях невозможная. Не знаю, как с ней и бороться. Жарко, трупов масса. Ужасающие миазмы, - заметил Кондратенко.
– Субботин рекомендует совать в нос паклю, смоченную в скипидаре. Я уже отдал об этом приказ.
– Едва ли это очень приятно, - усомнился Белый.
– С солдатней церемониться нечего.
Гости стали прощаться.
На другой же день на Залитерной батарее ротный фельдшер Мельников раздавал солдатам паклю.
– Закладай в нос, чтобы дохлым японцем не воняло, - пояснил он.
Блохин засунул, потянул в себя воздух и громко чихнул.
– Мусорное дело: щекотно, и все же слыхать.
– Обмакни в скипидар, тогда ничего не учуешь.
Солдат последовал его совету и тотчас выдернул паклю из носа.
– Кто такую глупость придумал? В носу свербит, аж слезы катятся, долго не вытерпишь, - возмутился он.
– Приказ генерала Стесселева!
– Пусть он тую паклю со скипидаром себе под хвост сунет, авось поумнеет!
– под общий смех проговорил Блохин.
С наступлением темноты прибыли китайцы под командой жандармов для уборки трупов. На этот раз среди мобилизованных китайцев оказался и Вен Фань-вей.
Вместе с другими он рыл длинные и глубокие ямы, в которые крюками стаскивали уже сильно разложившиеся и отравляющие воздух вонью трупы японцев. Особенно много убитых лежало между Залитерной батареей и Китайской стенкой. Убитых русских уже свезли на военное кладбище, на поле остались лишь тела японцев.