Портфель капитана Румба
Шрифт:
– Правильно. Ты молодец. Думай еще…
И Гвоздик стал думать. Изо всех сил. Самые необыкновенные желания вспыхивали у него в голове. Какое выбрать?
Профессор угадал одну из мыслей Гвоздика. И сказал со вздохом:
– Только не проси бессмертия.
– Не можете, да? – тихо отозвался Гвоздик.
– Почему же… Вполне могу. Только очень это грустное дело – жить вечно. Те, кого ты любишь, уходят, уходят один за другим, а ты с ними прощаешься, прощаешься… – и так без конца… Это во-первых. А во-вторых, каждый человек и так бессмертен, только немногие пока знают это… Вернее,
– Это вы про душу, что ли? – робко спросил Гвоздик.
– Можно сказать и так… Дело ведь не в названии. А в том, что все мы – частички Вечной Мысли, а она – одно из свойств Мироздания… Непонятно, да?
– Немножко понятно… Я про такое думал, когда смотрел на звезды. Только словами это объяснить трудно…
– Словами трудно… – согласился профессор.
– Знаете что? Можно я подумаю еще? Про желание… – попросил Гвоздик. – Ну, хоть до завтра.
– Ладно… – профессор погладил его по голове. – Ты славный мальчик, мне тоже не хочется покидать тебя навеки так скоро… – Он поднялся. – Я пойду. А ты, если я понадоблюсь, зови. Появлюсь немедленно…
Кукунда исчез, а Гвоздик по-прежнему сидел на люке. Ни о чем не думалось всерьез. Он снял с шеи пуговицу, помахивал ею, крутил на шнурке.
Крутил, крутил, все быстрее – понравилась такая игра. И вдруг… шнурок сорвался с пальца! Пуговица пиратского адмирала Барбароссы свистнула в воздухе и улетела в пасть вентиляционной трубы.
4. Отчаянные мысли. – Путь в глубину. – Удивительный Тилли-Тегус. – трюмах кипят страсти.
Внутри у Гвоздика ухнуло от испуга. Он даже зажмурился и замычал – такой ужасной показалась потеря. Неужели навсегда он лишился надежды на чудо? Кукунда, если они и встретятся, теперь, наверно, смотреть не захочет на Гвоздика. Ну а если и захочет, никакое желание выполнять все равно не станет. Гвоздик потерял на это право.
Жалость какая! Хоть плачь… Да еще и от дядюшки влетит за то, что посеял старинную редкую пуговицу.
Прямо хоть самому в трубу вниз головой!..
Но до раструба не допрыгнуть, не забраться в него. А кроме того, Гвоздик знал, что эти трубы идут далеко вниз, в самые глубины пароходного корпуса. Они – для проветривания машинных помещений и трюмов. Загремишь в тартарары футов на полсотни… А если поискать другой путь? Есть же где-то проход в трюм!.. Господи, но как же найдешь пуговицу в громадной утробе плавучего города? Как внизу отыщешь, куда именно выходит труба?
А если через этот люк? Куда он ведет?.. Да и наверняка заперт… Гвоздик без всякой надежды ухватился за скобу на крышке, поднатужился… Крышка нехотя поднялась, чавкнув резиновой прокладкой. Гвоздик отвалил ее, тяжеленную, глянул в пахнущую железом темноту. Вниз уходила узкая квадратная шахта. Глубоко-глубоко светился тусклый желтый квадрат. Одна стенка шахты примыкала к железному стволу трубы. На выпуклости этого ствола виднелись скобы-ступеньки. Ура!
Не размышляя ни секунды, Гвоздик уцепился за край люка, спустил ноги, ступил на первую скобу. И полез вниз.
Это
Он отбил сквозь подметки ступни, упал на четвереньки, поднялся. Глянул вверх. Квадратное отверстие шахты чернело в потолке – не допрыгнешь. "Как же я заберусь обратно?" А круглого зева трубы не было совсем. "Значит, она кончилась раньше? И пуговица сюда не падала? Вот еще незадача…"
Надо было искать выход. Гвоздик поддернул порванные штаны, промокнул обшлагом капельки крови на коленях, выпрямился. Помещение было просторное и низкое, освещенное пыльными электрическими лампочками в решетчатых чехлах. Тянулись во все стороны изогнутые трубы с медными колесами вентилей. Где-то ровно дышали котлы. И – никого…
Стукая башмаками по железу, Гвоздик пошел наугад. Грустно ему стало. Пуговицу не найти, выбраться бы самому…
– Господин Гвоздик, – услышал он вдруг шумный шепот. – Постойте, пожалуйста, послушайте…
Из-за клепаной железной колонны выглядывала большущая бородатая голова в полосатом колпаке. Гвоздик перепугался так, что прямо хоть взлетай с разбега в квадратную черноту шахты и марш-марш наверх по скобам. Но ничего подобного, конечно, он не сделал. Только съежился! А через пару секунд разглядел, что лицо у головы добродушное. Глазки под густыми бровями были приветливые, щеки – будто два розовых шарика, нос похож на растоптанный башмак (как у тетушки Тонги!), а толстый рот смущенно улыбался.
– Извините, пожалуйста, если я напугал вас… – И хозяин волосатой головы неловко выбрался на свет. Это был толстячок ростом Гвоздику до плеча. В мешковатом парусиновом халате, из-под которого выглядывали мясистые ступни – пятидесятого, наверно, размера! И руки были большущие – до самой палубы.
– Вы кто? – выдохнул Гвоздик.
– Ах, простите! Позвольте представиться: Тилли-Тегус. Я из местных жителей. Из обитателей, так сказать, здешних недр. Я понимаю, вы, скорее всего, о нас не слышали и потому несколько удивлены. Однако я все объясню…
– Вы… корабельный гном, что ли? – спросил Гвоздик. Все еще робко, но уже без прежнего страха.
– Вы правильно угадали! – Тилли-Тегус радостно подскочил и всплеснул ручищами. – Замечательно!..
– Я слышал про корабельных гномов от моряков и от дядюшки… И шкипер Джордж рассказывал, что у них на "Милом Дюке" раньше жил гном Фома Нилыч, но не выдержал заклинаний Макарони и сбежал на другую шхуну… Но я думал, что это шутка.
– К сожалению, не шутка, это случилось на самом деле. И очень жаль. Если бы Фома Нилыч остался на "Милом Дюке", то ни за что не позволил бы ему сгореть…