Портниха
Шрифт:
– Теперь мне хватает мудрости просто молчать. Или отвечать спокойным голосом. Нас обеих не переделать, так есть ли смысл сотрясать воздух?
Несколько секунд Дэн молчал.
– А ваш отец, Алира?
– А отца у меня нет.
– Он умер?
– Они с мамой развелись. Очень давно, мне тогда было девять лет. С тех пор я о нем ничего не слышала. Может быть, он действительно уже мертв. Сейчас-то мне сорок два.
Я поставила на стол пустую чашку.
– Я к чему тебе об этом рассказываю, Дэн. Твой папа, как и моя мать, останется таким, какой есть. И ты ничего с этим не сделаешь.
– Я его уже давно принял, - грустно улыбнулся парень. – А вот он меня принять не хочет. Как я только не пытался это изменить! И спортом занимался, чтобы стать крепче, и образование получил техническое, как он хотел. И даже эти дурацкие телепортационные стяжки конструирую, чтобы ему доказать: я не бездарь и не дурак! И все без толку.
– А вот это ты, голубчик, зря, - покачала я головой. – Одно дело прислушиваться к советам родителей, и совсем другое – строить свою жизнь по их указке. Да ещё пытаясь им что-то доказать. У твоего отца жизнь своя, а у тебя – своя. Как же ты хочешь, чтобы он тебя полюбил, если ты сам себя не любишь?
Дэн поднял на меня задумчивый взгляд и хотел что-то ответить, но не успел - в кухню вихрем влетела счастливая Ланка.
– Ты чай выпил? – спросила она у своего кавалера. – Да? Вот и ладненько. Идем со мной, пусть мармулек после трудового дня отдыхает.
Я проводила их взглядом, потом немного подумала и налила себе вторую чашку чая.
На самом деле, это очень больно и обидно – быть чьим-то разочарованием. Уж я это знаю.
Когда-то, когда деревья были большими, моя мать надеялась, что сумеет с моей помощью удержать возле себя отца. Любила его очень. Гораздо больше, чем меня. Однако, папа все равно ушел. Вернее, мы ушли.
Я до сих пор помню, как мама, бледная и молчаливая, собрала свои и мои вещи в большой чемодан, а потом отец отвез нас с этим чемоданом на вокзал. Вручил матери билеты и какие-то деньги и сразу же уехал обратно. А мы сели в поезд и прибыли в этот город.
В минуты плохого настроения, которые в течение следующих лет наступали у мамы достаточно часто, она любила кричать, что это я виновата в том, что наша семья распалась. Что если бы во мне была хоть капля родовой магии отца, все могло бы быть по-другому. Я слушала, молча глотала слезы и чувствовала себя самым мерзким и гадким существом во вселенной.
Да, я прекрасно понимаю Дэна.
Тоже, будучи ребенком, изо всех сил старалась угодить своей родительнице. Задобрить, чтобы не кричала и не била. Доказать ей (или все-таки себе?..), что я не ничтожество.
Помню, как не хотелось мне возвращаться после школы домой – там меня ждали равнодушные глаза и презрительные усмешки. Еще помню, как ненавидела занятия по экономике, которую стала изучать под давлением матери. И с какой радостью выскочила в девятнадцать лет замуж, когда в моей жизни вдруг появился веселый и богемный Грег Ланифи – будущий отец Эланы…
Что ж, что было, то уже быльем поросло. Шишек я за свою жизнь набила немало. Надеюсь, дочь учтет мои ошибки. И ее приятель тоже.
ГЛАВА 2
Первый клиент в этот день явился ближе к полудню. Если честно,
С того момента, как четыре недели назад господин Лиззе принес мне заказ на простыни для детского сада, новые заказы посыпались, словно из рога изобилия. К тому же, вчера вечером начала барахлить швейная машина, а сегодня она и вовсе делала решительные попытки сломаться окончательно.
…Колокольчик на двери тихо звякнул, и в маленький холл моего ателье вошла высокая худая женщина.
– Добрый день, – вежливо сказала она, когда я, оставив дела, вышла ей навстречу.
– Могу я заказать у вас ночную рубашку?
– Конечно, – кивнула я.
– Но она будет готова не раньше завтрашнего вечера, сейчас у меня очень много работы.
– Хорошо, – ответила клиентка. – Такой срок меня вполне устраивает.
Я указала ей на одно из кресел, и она послушно в него опустилась.
– Какого фасона вы хотите сорочку?
– Видите ли, ночнушка нужна не мне, а моей дочери. Вот, - женщина вынула из сумочки маленький лист бумаги и протянула его мне. – Здесь указаны ее размеры.
– Почему же вы не привели дочь с собой?
– Она… не совсем здорова. И я не хочу лишний раз ее тревожить. А рубашка ей нужна особенная. Дело в том, что в конце этой недели дочка отправляется на лечение в клинику, а по тамошним правилам пациентка должна обязательно иметь широкую ночную сорочку. Причем такую, чтобы на ее горловине была пришита специальная тесемка. Я принесла эту тесемку с собой.
Клиентка снова открыла сумку и достала из нее длинную голубую ленту. С подобными лентами я уже работала не раз, и они, к слову, действительно особенные. Обычно такую тесьму используют, дабы укрепить некоторые слабые участки одежды. В частности, ее пришивают на смирительные рубашки, чтобы те, на кого их будут надевать, случайно (или не случайно) их не порвали.
– Правильно ли я поняла, – медленно сказала ей, – вам нужна… специализированная одежда?
– Не совсем, – грустно улыбнулась женщина. – Не думайте, моя дочь не сумасшедшая. Хотя многие наши знакомые считают иначе. Мила просто другая. Не такая, как все. У нее аутизм, в достаточно серьезной форме.
Аутизм.
Как странно. Я слышала, что им чаще страдают мальчики.
Помнится, когда моя Элана была маленькой, в детском саду, который она посещала, была секция для «особенных» детей, чьи родители не имели возможности оплатить магическое лечение их психического здоровья.
Был среди этих ребят мальчонка с аутизмом. Рыжий, очень худенький. Он всегда, даже в помещении, носил кепку с длинным козырьком – плохо переносил яркий свет и категорически не любил громкую музыку и любые резкие звуки. Еще он каждый раз долго и жалобно плакал, когда родители приводили его в садик. А потом садился в уголок и целыми часами раскладывал ровными рядами пластиковые кубики. Ни с кем не играл, ни на кого не смотрел, ни с кем не разговаривал, кроме, разве что, старенькой нянечки и педагога-психолога, которые чем-то ему нравились. Других обитателей детсада он к себе не подпускал. Стоило кому-нибудь «неугодному» нарушить его личное пространство, с рыжиком случалась истерика.