Портобелло-роуд (сборник)
Шрифт:
— Господи, с какой стати? У нас замечательные ребята.
— А тетушка Чаката всегда ложится с пистолетом.
— Так она, может, боится, что ее изнасилуют?
В колонии все дети знали это слово; изнасилование было тягчайшим преступлением, и еще недавно колония время от времени бурлила, прослышав о случаях изнасилования, не разбирая виноватого — белый он или черный.
Для Дафны было откровением, что миссис Чаката может бояться изнасилования, а не убийства, как она всегда думала. Она взглянула на миссис Коутс озадаченно: «Кто же у нас может изнасиловать тетушку Чакату?» Миссис Коутс улыбнулась и ничего не
На прогулках с младшими Коутсами Дафна часто слышала птичку-«уходи». Однажды они шли через маисовое поле и Джон, старший из мальчиков, спросил Дафну:
— Почему ты все время замираешь на ходу?
— Я слушаю птичку-«уходи», — сказала она.
Ее лицо затеняла широкополая шляпа, вокруг стеной поднимался маис выше ее головы. Джон Коутс, ему было шестнадцать, скрестил на груди руки и уставился на нее, потому что странно, чтобы маленькая девочка знала о птичке-«уходи».
— Что ты смотришь? — спросила она.
Он не ответил. Маис достигал ему до плеч. Он был в смятении и, чтобы не выдать своих чувств, продолжал смотреть на нее, скрестив на груди руки.
— Не стой так, — сказала Дафна. — Ты похож на Старого Тейса.
Джон рассмеялся. Он ухватился за возможность сбросить напряжение и оправдать свою позу.
— Достается вам от Старого Тейса, — сказал он.
— Старый Тейс — лучший табачный баас в стране, — одернула она его. — Дядя Чаката любит Старого Тейса.
— Нет, он его не любит, — сказал Джон.
— Нет, любит, иначе не оставил бы у себя.
— Детка, — сказал Джон, — я знаю, почему Чаката оставил у себя Старого Тейса. И ты знаешь. Все знают. Совсем не потому, что он его любит.
Они пошли догонять ребят. Дафна ломала голову, почему Чаката оставил у себя Старого Тейса.
Они выпросили поездку в дорп. Семья Коутсов не возбраняла себе говорить на африкаанс и заводила со встречными клокочущий в горле разговор, а Дафна тушевалась, понимая лишь его обрывки.
У машины сговорились встретиться в пять, сейчас было только половина третьего. Дафна не стала тянуть и, отделившись от остальных, через почту прошла на задний двор, где перед горшком с маисовой кашей сидели на корточках туземцы. По-детски любопытные, они смотрели, как она проходит мимо их хижин и уборных и ступает на санитарную дорожку в конце двора.
Дафна перебежала через поле и крутой тропкой полезла на холм Дональда Клути. Холм носил это имя, поскольку Дональд Клути был его единственным обитателем, остальные лачуги стояли пустые.
Дональд Клути в свое время учился в Кембридже. В доме он держал на стене две фотографии. На одной Дональд был снят с крикетной командой, и узнать его было нелегко из-за пышных, подвитых усов и в одном ряду с такими одинаковыми молодыми людьми, своей каменной самоуверенностью напоминавшими Дафне героев-первопоселенцев с картинок. Под фотографией стояла дата: 1898. На другом групповом снимке Дональд в форме стоял с боевыми товарищами из авиации сухопутных войск. Здесь дата была — 1918, но благодаря усам Дональд выглядел немногим старше, чем на кембриджском снимке.
Дафна просунула голову в открытую дверь и увидела Дональда в ветхом плетеном кресле. Его белая рубашка была заляпана свеклой.
— Ты пьяный, Дональд, — вежливо спросила она, —
Дональд всегда говорил правду.
— Я трезвый, — сказал он. — Заходи.
В свои пятьдесят шесть лет он уже очень мало походил и на молодого кембриджского крикетиста, и на пилота АСВ [1] . Он сменил не одну сотню работ, женился и уступил жену человеку помоложе и поэнергичнее. Последние восемь лет он как никогда чувствовал себя устроенным в жизни: он был секретарем совета в дорпе, по работе ему не требовалось быть особенно пунктуальным, прилежным, собранным, не требовалось прилично выглядеть, а именно этих качеств Дональд не имел. Иногда он являлся на ежемесячное заседание совета с опозданием и пьяный, и тогда председатель указывал ему на дверь и ставил вопрос об увольнении. Иногда они единогласно увольняли его, и после заседания ему сообщалось решение. А на следующий день Дональд опрятно одевался и шел к мяснику с рассказом об АСВ; потом шел к директору школы, который окончил Кембридж несколькими годами после него; обойдя всех членов совета, он брался за округ, проезжал на велосипеде многие мили, следя, чтобы в положенных местах были ограды, чтобы поваленные дождями дорожные знаки были восстановлены в лучшем виде. И уже к концу недели никто не вспоминал об увольнении Дональда. После этого он умерял рвение, и если за неделю ему случалось зарегистрировать рождение или смерть — это была хорошая рабочая неделя.
1
Авиация сухопутных войск.
— Кто тебя привез с фермы? — спросил Дональд.
— Тики Толбот, — сказала Дафна.
— Рад тебя видеть, — сказал Дональд и крикнул слуге приготовить чай.
— Еще пять лет — и я поеду в Англию, — сказала Дафна, заводя обычный разговор, поскольку сразу начинать с того, ради чего она пришла, она не считала правильным.
— Самое милое дело, — сказал Дональд. — Тебе поехать в Англию — это самое милое дело.
И он в который раз принимался рассказывать о заливных лугах в Кембридже, о деревенских пивных, о живых изгородях и канавах, о всадниках в красных камзолах.
С большими чашками в руках вошел слуга Дональда. Одну он подал Дафне, другую — Дональду.
Какие маленькие реки в Англии, рассказывал Дональд, а ведь никогда не высыхают. Какие маленькие поля, на пальцах пересчитаешь их акры, а среди хозяек не встретишь ни одной стервы, потому что все занимаются своим делом и собачиться им некогда. А весной в своих поместьях аристократы вкушают чай в длинных галереях, и блеклый солнечный свет струится сквозь створчатые окна на потускневшие виндзорские кресла, и пахнут гиацинты…
— Понятно. Теперь расскажи про Лондон, Дональд. Расскажи про театры и биоскопы.
— Там не говорят «биоскопы», там говорят «кино» или «картина».
— Послушай, Дональд, — решилась она, потому что было уже двадцать минут пятого, — скажи мне честно одну вещь.
— Выкладывай, — сказал Дональд.
— Почему дядя Чаката держит у себя Старого Тейса?
— Я не хочу остаться без работы, — сказал он.
— Честное слово, — сказала она, — я тебя не выдам, если ты расскажешь про Старого Тейса.