Портрет баронессы Зиммерштадт

Волознев Игорь Валентинович

Дэзи снова попытался встать, но багровые портьеры и огоньки свечей расплылись в его глазах, голова закружилась и он снова откинулся на подушку.

– Дэзи, я люблю тебя, - прошептал маркиз.
– Люблю так же сильно, как Райану. Без Райаны мне нечего делать в этом мире, и я ушёл бы всё равно. Но я не смог бы уйти без тебя... Ты должен быть со мной всегда. До самой моей последней минуты. И после, вместе с Райаной, сопровождать меня в странствовании по горним высям...

Дэзи едва слышал его. Ему вдруг сделалось холодно. Руки и ноги его дрожали, по лицу текли капли холодного пота.

Маркиз

взял его за руку. Рука маркиза была холодна и тоже дрожала.

– Да, да, Дэзи, я буду вечно благодарен тебе за минуты любви, которые ты подарил мне и Райане на этом ложе...
– Тровер потянул его руку к себе и уложил её ладонью на свой пах.

Затем поверх ладони графа он уложил ладонь покойницы. Теперь рука Дэзи и рука Райаны обхватывали его гениталии, и маркиз удерживал их в этом положении.

– Вот так мы будем лежать в гробу, - прошептал он.

"В гробу!" - Дэзи сотрясла дрожь, но Тровер удержал его руку на себе.

– Наша смерть будет лёгкой и быстрой, - доносился до Дэзи его прерывистый шепот.
– Ты выбрал хороший яд. Спасибо тебе за это, любимый... Теперь я вижу, что Райана почти не мучилась...

Послышался стук. Похоже, стучали в дверь.

Дэзи забылся в коротком обмороке, а когда снова открыл глаза, увидел в комнате каких-то людей. Они устанавливали перед кроватью большой тёмно-красный ящик. Дэзи пришлось сделать неимоверное усилие, чтобы сквозь накатывающийся туман разглядеть, что это не ящик, а гроб. Большой, необычно широкий гроб.

Рядом бился в судорогах маркиз Тровер, хрипел и силился что-то сказать. Над ним склонился слуга.

– Будет исполнено, сэр, как вы распорядились. Вы в середине, справа от вас - лорд Дэзи, слева - леди Райана...

Дэзи судорожно кашлянул, выплюнув на грудь алые брызги. Потом кровь заполнила горло и потекла изо рта. Через короткое время на его сознание снова накатила тьма. На этот раз навсегда.

Слуга для особых поручений

1

Мне было двадцать два года, когда я поступил на службу к барону Джастину Эрье. Произошло это так. Сэр Джастин раз в неделю приезжал в наш городок, чтобы навестить престарелого дядюшку, от которого, как я слышал, ожидал немалое наследство. Каждое субботнее утро, ровно в одиннадцать, его карета останавливалась у жёлтого дома с колоннами, где жил мистер Марлоу. Я занимал место на углу, у табачной лавочки, откуда мне было отлично видно, как сэр Джастин вылезает из кареты, медленно поднимается по ступеням и, прежде чем войти в дом, беседует с дворецким.

О сэре Джастине мне было известно, что ему около тридцати лет и что он живёт один в своём аддисбергском доме. Он очень богат и собирается жениться на герцогине королевских кровей. Если так, то я её заранее ненавидел и безумно ревновал, потому что обожал сэра Джастина. Обожал так сильно, что и описать не могу, хотя видел его только издали. Об этом умопомрачительно красивом нордическом блондине с голубыми глазами мечтали все девушки города. В часы его появлений их десятки словно бы невзначай прогуливались у дома Марлоу,

бросая томные взгляды на стройную фигуру и бледное, невозможно прекрасное лицо милорда. Он ни на кого не обращал внимание. Кажется, он вообще ничего не видел вокруг. Ровно через три часа он выходил из дома и садился в карету. Я уже был тут как тут, только место занимал другое - у витрины серебряных дел мастера. Прикидывался, будто рассматриваю посуду, а на самом деле косил глаза на сэра Джастина, стараясь запечатлеть в памяти его лицо, чтобы потом, вечером, или утром, когда мой детородный орган будет стоять колом, отчётливее представить моего кумира лежащим на одной со мной подушке.

В тот жаркий летний день, когда я загодя занял место у витрины, ко мне подошёл старик в чёрном плаще. Я узнал кучера моего кумира.

– Сэр, - обратился он ко мне.
– Мой хозяин, барон Джастин Эрье, хочет поговорить с вами.

Я был поражён. Откуда сэр Джастин знает обо мне? Мысли мои смешались.

– Конечно, - пролепетал я.

– В таком случае, соблаговолите ждать в роще на выезде из города. Милорд проедет там через тридцать минут.

Ровно через тридцать минут карета барона остановилась у обочины. Кучер слез с козел и открыл передо мной дверь. Я без колебаний забрался внутрь.

Сэр Джастин был в карете один. Я сел напротив него. Кучер захлопнул за мной дверь, но карета не тронулась. Мой кумир, одетый во всё чёрное, сидел, пристально разглядывая меня. От окна на него падал луч света, в котором белели его волнистые волосы, уложенные в аккуратную причёску, его бледное лицо с голубыми глазами и кружевное жабо, схваченное голубым сапфиром. Это жабо, и ещё манжеты, были, пожалуй, единственными светлыми деталями его одежды.

– Ты следишь за мной всегда, когда я приезжаю в этот город, - прозвучал его негромкий голос.

Я молчал. Мой кумир был совсем рядом, в головокружительной близости. Я не смел взглянуть ему в глаза, лишь украдкой рассматривал его безупречный нос, чувственный, немного пухловатый рот, щёки, подбородок, сапфир под подбородком.

– Каждый раз, когда я подъезжаю к дому дядюшки, ты околачиваешься поблизости и изводишь меня своими взглядами, - продолжал он.
– Как и все эти девицы, среди которых нет ни одной, которая хоть на десятую долю сравнилась бы с тобой по красоте.

Он взял меня за подбородок и повернул к свету. Я не дышал. Мне показалось, что сбываются мои самые смелые мечты. Сейчас сэр Джастин улыбнётся и притянет меня к себе, и я сделаю всё, что он пожелает.

– Мне нужен слуга, - сказал он.
– Расторопный молодой человек для выполнения поручений особого свойства.

– Пожалуй, я мог бы сгодиться, - выговорил я хрипло.

Он не отрывал руку от моего подбородка. Это прикосновение не давало мне не то что связно говорить, но и связно подумать о чём-либо.

Сэр Джастин провёл пальцами по моей щеке, словно оценивая её на гладкость, потом средним пальцем коснулся моих губ, проник им в рот и дотронулся до зубов. Я разжал их, как бы предлагая просунуть палец дальше. В этот момент я осмелился, наконец, посмотреть ему в глаза. Мой взгляд был жалок. Так смотрит провинившийся раб на господина, покорно ожидая наказания.