Портрет леди
Шрифт:
– Очень хорошо сказано! – воскликнула Генриетта, снова доставая перо. – Позволь мне записать эту мысль, и я опубликую ее в статье.
И все-таки у нее был чудесный характер. Полчаса спустя она снова находилась в прекрасном расположении духа, как и подобает корреспонденту газеты в поисках материала.
– Я обещала описывать общество, – сказала Генриетта Изабелле. – А как я могу это делать, если у меня никаких идей? Раз нельзя описывать Гарденкорт, тогда посоветуй мне что-нибудь еще.
Девушка обещала подумать, и на следующий день в разговоре с подругой ей случилось упомянуть о своей поездке в старинный дом лорда Уорбартона.
– Ах, ты должна отвезти
– Я тебя отвезти не могу, – сказала Изабелла, – но лорд Уорбартон собирается приехать, и у тебя будет шанс познакомиться с ним и понаблюдать за ним. Но если ты намерена опубликовать беседу с ним, я обязательно предупрежу его.
– Не надо! – взмолилась ее подруга. – Я хочу, чтобы он вел себя естественно.
– Англичанин не может вести себя более естественно, чем когда держит язык за зубами, – ответила Изабелла.
Третий день подходил к концу, но не было очевидных признаков того, что ее кузен влюблен в их гостью, хотя он и проводил с ней много времени. Они прогуливались по парку, сидели под деревьями, а в подходящую для прогулок по Темзе погоду мисс Стэкпол занимала то место в лодке, которое до сих пор принадлежало только одной спутнице Ральфа. Общение с Генриеттой оказалось для Ральфа менее неразрешимой задачей, чем он ожидал, будучи в естественном смятении чувств, которое он испытывал после общения со своей удивительной кузиной. Корреспондентка «Интервьюера» часто очень смешила его, а молодой человек уже давно мечтал, чтобы оставшиеся ему дни были бы скрашены безудержным весельем. Со своей стороны, Генриетта не вполне соответствовала утверждению Изабеллы, будто она безразлична к тому, какого мнения о ней мужчины; бедный Ральф, очевидно, представлялся ей некой загадкой, которая ее раздражала и которую она обязана была разгадать, доказав тем самым, что она человек не поверхностный.
– Чем он занимается в жизни? – спросила она Изабеллу в первый же вечер после своего приезда. – Ходит весь день, засунув руки карманы?
– Он ничем не занимается, – улыбнулась ее подруга. – Он пребывает в праздности.
– Я бы сказала, это стыдно… в то время как я должна работать, словно хлопкопрядильная фабрика, – ответила мисс Стэкпол. – Как бы мне хотелось выставить его на всеобщее обозрение!
– Он слаб здоровьем и не может работать, – настаивала Изабелла.
– Фу! Ты сама не веришь тому, что говоришь. Я работаю, даже когда больна! – воскликнула ее подруга. Позже, перед речной прогулкой сев в лодку, она сказала Ральфу, что, наверное, он ее ненавидит – и с удовольствием отправил бы на дно.
– О, нет, – ответил молодой человек. – Я берегу своих жертв для более медленных пыток. А вы такой интересный экземпляр!
– Да, могу сказать, вы сильно мучаете меня. Единственное утешение – я возмущаю все ваши предрассудки.
– Мои предрассудки? У меня нет особых предрассудков. Я просто интеллектуальная скудость в сравнении с вами.
– Тем хуже для вас. У меня есть ряд приятнейших предубеждений. Конечно, я порчу вам флирт, или как вы там это называете, с вашей кузиной. Но мне все равно. Я возмещаю ей это тем, что вытягиваю из вас массу любопытного. Она узнает, как вы слабы духом.
– Ах, сделайте милость, продолжайте, разберитесь во мне хорошенько! – воскликнул Ральф. – Так мало людей способно на подобную заботу!
В этом отношении мисс Стэкпол, похоже, была мастер на все руки, безо всякого сомнения обращаясь, когда предоставлялась возможность, к настоящему допросу.
На следующий
15
Джон Констебль (1776–1837) – знаменитый английский живописец, пейзажист.
– Вот так вы всегда и проводите свое время? – спросила мисс Стэкпол.
– Я редко провожу его так приятно, – ответил Ральф.
– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. У вас нет никакого постоянного занятия.
– О, – воскликнул Ральф, – я самый ленивый человек в мире!
Мисс Стэкпол снова обратила свой взор на Констебля, а молодой человек указал на висевшую рядом небольшую картину Ватто, на которой был изображен джентльмен в розовом камзоле с гофрированным воротником и в чулках. Он прислонился к пьедесталу статуи нимфы в саду и играл на гитаре двум дамам, сидевшим на траве.
– Вот мой идеал постоянного времяпрепровождения, – сказал молодой человек.
Мисс Стэкпол опять повернулась к нему. Хотя ее глаза были прикованы к картине, Ральф заметил, что не над сюжетом картины она размышляет, а обдумывает нечто более серьезное.
– Не понимаю, как вам удается быть в ладу со своей совестью, – произнесла она.
– Дорогая моя, у меня нет совести!
– Стоит ее обрести. Она понадобится вам, когда вы решите поехать в Америку.
– Вероятно, я никогда уже туда не поеду.
– Стесняетесь там показаться?
Ральф, слегка улыбаясь, помедлил с ответом.
– Я полагаю, тот, у кого нет совести, не может стесняться.
– Ну и самомнение у вас, – заявила Генриетта. – Вы считаете, это правильно – отказаться от родины?
– Невозможно отказаться от родной страны – как, скажем, и от собственной бабушки. Невозможно уничтожить то, что составляет неотъемлемую часть нас самих.
– То есть если бы это было возможно, вы бы попытались? А как к вам относятся англичане?
– Они от меня в восторге.
– Потому что вы подлизываетесь к ним.
– Ах, – вздохнул Ральф. – Может быть, вы сжалитесь и хоть частично отнесете это на счет моего природного обаяния?
– Я ничего не знаю о вашем природном обаянии. Если оно у вас и есть, то явно приобретенное… вы, видимо, отчаянно пытались приобрести его, живя здесь. Я бы не сказала, что это вам удалось. Во всяком случае, к такому обаянию я равнодушна. Станьте чем-нибудь полезным обществу, и тогда мы вернемся к этому разговору.