Портрет Лукреции
Шрифт:
Пораженный, учитель задирает голову, оглядывает комнату — наверное, его разыгрывают? Да как маленькая тихоня, которую он едва замечает, сумела такое? Безумие, конечно, но кто еще мог это нарисовать? Учитель хочет разозлиться — девчонке надо было слушать урок, а не малевать! — однако ее рисунок так зачаровывает, так интригует, что всякое недовольство исчезает без следа.
Учитель сворачивает лист, сует в карман камзола и до конца дня забывает о необычном происшествии. А когда приходит время ложиться в постель, рисунок выпадает на пол, и учитель опять внимательно рассматривает его у огонька свечи. Таинственный, безветренный мир Авлиды вновь оживает перед глазами.
На следующий
— Я хочу вам показать одну вещицу, — сообщает учитель античной истории, достав рисунок Лукреции из кожаной папки. — Что скажете?
Учитель рисования с улыбкой останавливается: в глубине души ему нравится коллега, истовый слуга науки в блестящих очках. Ловко смахнув с лица кисточку берета, учитель рисования изящным жестом принимает листок, по-прежнему обворожительно улыбаясь. Картинка его не слишком интересует: он гадает, пригласить ли историка на вечернюю прогулку. Пусть оставит свои пыльные книги и пройдется с ним по узким улочкам города! Светло-зеленые глаза учителя рисования пробегают по бумаге, а сам он мысленно подбирает слова. Вдруг приглашение вылетает у него из головы. Взгляд скользит от горизонта к алтарю, от алтаря к облачению, задерживается на силуэте девушки — как точно передана ее легкая поступь, и какая угроза таится в мощной фигуре мужчины у алтаря! Линии дороги постепенно сужаются, ракурс и пропорции корабля создают передний и задний планы.
— Кто это нарисовал? — Учитель рисования переворачивает лист, но подписи на обороте нет. — Мария? Il principe [16] Франческо?
Учитель античной истории качает головой.
— Лукреция.
— Маленькая девочка с задней парты? — удивляется учитель рисования, не сразу ее припомнив.
— Она, — мрачно кивает собеседник. — Мне показалось, вам следует это знать.
И уходит прочь по коридору, прижимая к груди книги и карты. Учитель рисования провожает коллегу глазами — снова он упустил случай его пригласить.
16
Принц (ит.).
Рисунок притягивает взгляд. Слишком много в нем жизни, неприкрытого чувства. Невероятно!.. Слуги и стражи обходят учителя рисования, а он гадает, как поступить с маленькой художницей и ее работой.
Дети навсегда запомнят ночной визит в Sala dei Leoni, каждый по-своему. Франческо будет вспоминать, как солдаты у всех ворот крепко сжимали оружие и отдавали честь его отцу. Мария вновь и вновь будет перебирать в памяти, как били струи из фонтанов — оказывается, пасть дельфина даже ночью извергала воду. В памяти Джованни отложилось, как гримасничала Изабелла, передразнивая торжественные лица с портретов: и сварливого вида предка в треуголке, и самодовольную женщину с ниткой бус, и высокомерного мужчину, у ног которого сидела до нелепости маленькая собачонка, и пару бескровных детей с глобусом за спиной. Изабелла с точностью изобразила их всех, насмешливо сверкая глазами.
Чтобы не отстать, Лукреция вцепилась в отцовскую мантию и жадно оглядывала палаццо. Широкие каменные лестницы, перила на стенах, вереница комнат, потолки, расписанные звездами или золотыми лилиями, резные арки с фамильным гербом, слуги, с почтительным поклоном расступающиеся перед герцогом и его детьми, тяжелые двери, которые отец
Сколько всего было в палаццо, смотреть не насмотреться! И как уверенно отец шел по своим владениям!
Козимо остановился у прохода, едва заметного меж двух других, и ждал, пока слуга торопливо не метнулся отпереть дверь. Они спускались по узкой лестнице, все глубже и глубже под землю. В самом низу была еще одна дверь, с крепкими коваными петлями. Отец вынул из сапога тонкое лезвие и постучал по двери рукояткой.
Все замерли в ожидании. Изабелла шмыгнула к Марии, а Джованни стиснул пальцы сестры. Побледневший Франческо глядел на отца, будто искал в его лице подсказку, как себя вести.
Дверь открылась, и в нос ударил смрадный дух нечистот и гниющего мяса. Животные — интересно, сколько их было? — выли, визжали и заходились лаем, и, конечно, Лукреция не могла ни понять их языка, ни осмыслить их слов.
Первой стояла клетка с двумя обезьянами. Приматы обнимали друг друга длинными руками и с любопытством глядели на гостей в ночных рубашках, шалях и домашних туфлях. На каменном полу следующей клетки растянулся серебристый волк, словно надеялся сойти за ковер; у стены сгорбился, опустив морду к полу, закованный медведь. Чуть поодаль стоял большой аквариум, но ничто не тревожило водной глади: какое бы существо там ни обитало, той ночью оно затаилось.
Отец подошел к вольеру в конце ряда. Невероятное зрелище предстало перед глазами детей: лев и львица обхаживали друг друга, и на каждом четвертом шаге, подсчитала Лукреция, лев склонял голову набок и издавал протяжный звук, похожий на вой. Золотисто-карие глаза львицы задержались на гостях, но она отвернулась.
Лукреция покосилась на отца. Выходит, вот она, его любимица? Ее он кормит мясом с железного наконечника?
Козимо следил глазами за движениями львицы и щелкнул языком. Уши зверя дернулись, но она не подошла к решетке.
— Хм-м, — протянул отец. — Мы сегодня не в духе.
— А почему, папа? — спросила Мария.
— Чуют тигра. Знают, что он здесь.
Наконец, Козимо пошел дальше. Вот он, долгожданный миг! После клетки львов стояла еще одна — совсем пустая; интересно, что случилось с ее обитателями?.. Отец остановился.
Последний вольер в ряду упирался в стену. Они достигли края здания. Снаружи была улица, потом еще одна и еще, а дальше вилась охряная лента реки.
Вольер защищали крепкие железные прутья. Факел на стене отбрасывал треугольный луч света на половину клетки, но не рассеивал темноту в глубине. Кусок мяса с мраморным узором жира лежал на полу нетронутый. Кроме него, ничто не говорило о присутствии тигрицы.
Лукреция не сводила с клетки взора. Всматривалась во тьму в надежде увидеть проблеск оранжевого, заметить блеск тигриных глаз, малейшее движение или знак, что зверь рядом. Напрасно.
— Папа? — нарушила молчание Изабелла. — А тигр точно здесь?
— Да, — ответил отец, вытянув шею. — Где-то тут.
И снова тишина. Лукреция прижала руки к груди. «Прошу, — взывала она к животному, которое провезли по городу в деревянном ящике. — Прошу, покажись! Я больше не смогу прийти. Пожалуйста, покажись!»
— Может, спит? — неуверенно предположил Джованни.
— Может, — ответил отец.
— Просыпайся! — крикнула Изабелла, подпрыгивая. — Просыпайся! Ну же, киса, вылезай!
Козимо улыбнулся и погладил дочь по голове.
— Киса у нас лентяйка! — наконец сказал он. — Даже не вышла с вами познакомиться.
— Папуля, — Изабелла взяла его за руку, — а можно еще раз посмотреть львов? Мне они больше всех нравятся.
— Конечно, — обрадовался отец. — Прекрасная мысль! Они куда интереснее засони-тигра! Идемте.