Портрет мертвой натурщицы
Шрифт:
Она была рада, что он отвернулся и, хмыкнув, стал деловито вытирать кисти, а потом сказал почти нормальным голосом:
— Ты это дело брось! Ты — натурщица. И интересуешь меня — как гипсовая голова или правильно оформленный натюрморт — то есть исключительно в высоком смысле — для искусства…
И тут она не выдержала — хоть и давала себе слово больше ему такого удовольствия, а себе — унижения не доставлять.
— Да что ж тебе надо-то!? — закричала она, рванув к нему. — Я б и так согласилась позировать, сама! И даром! Зачем
Он не на шутку взволновался, вышел из-за мольберта. Подошел к ней, взял неожиданно сильными, цепкими в пятнах краски пальцами за подбородок.
Света подняла на него глаза, полные мольбы. И тот вдруг будто смягчился.
— Дурочка! — прошептал он ласково. — Разве тогда у тебя был бы такой покорный блеск в глазах?
Отпустил ее лицо и вернулся за станок.
— А его я мог добиться только так: лишая вас свободы, как истинных обитательниц гаремов, окончательно оторвав от мира кока-колы и дешевых подворотен!
Он выглянул из-за мольберта и подмигнул ей — а ее бросило в дрожь от такого панибратства.
— Да и что там тебя ждет? Какая жизнь в убогой хрущевке? А я подарю тебе вечность…
И, еще раз присмотревшись к ее покрасневшим от слез глазам и опухшему лицу, он разочарованно вздохнул и вышел, не забыв прихватить с собой обогреватели и выключив свет. Так она осталась в полной темноте, даже без ставшего привычным бездушного сияния галогеновой лампы. Света всхлипнула: надо торопиться. Все поменялось на этом страшном чердаке. Она чувствовала, что больше никого не осталось. Она была один на один с убийцей. И рассчитывать, кроме как на себя, ей не на кого. Не получалось у нее больше верить в принца на белом коне.
Света шмыгнула носом, на ощупь вынула спрятанный в обивке стула осколок и, продолжая плакать, вновь принялась пилить канат — волокно за волокном.
Маша
Маша задумчиво стояла в своей комнате перед картиной и размышляла о том, как можно возненавидеть за несколько недель шедевр европейской живописи и его ни в чем не повинного автора в придачу. В руках у нее была ручка — она только что поставила крест еще на одном девичьем лице. В голове крутилась бессмысленная считалка:
Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана: буду резать, буду бить — все равно тебе водить.— … Все равно тебе водить, — повторила тихо Маша, вглядываясь в единственное оставшееся незачеркнутым лицо на картине.
— Где же ты, черт возьми, можешь быть, Света?
В кармане завибрировал телефон — это был Андрей. А кто ж еще в такой-то час? — улыбнулась
— Не разбудил? — прошептал он.
— Нет, — замотала головой она, будто он мог ее видеть. — Что-нибудь случилось?
— Да. — Она услышала, как на том конце трубки щелкнула зажигалка. — Глупость всякая в голову лезет. Понял, что не смогу заснуть, пока тебе не расскажу.
— Так рассказывай. — Маша забралась в постель и выключила свет.
— Сегодня приходил ко мне Цыпляков. Принес по твоей просьбе фото юного Бакрина… — Андрей замолчал.
— И?.. — Маша смотрела на потолок, по которому двигались полосами отсветы автомобильных фар.
— И либо у меня бред, или молодой Бакрин и шут с картины де Хоха — одно лицо!
Маша резко села в кровати.
— Я же говорю — глупость, — расстроенно сказал на том конце трубки Андрей.
— Нет, не глупость, — медленно, переваривая информацию, ответила Маша. — Все сходится, Андрей, понимаешь? Все сходится.
— Но никуда нас не ведет, — мрачно посетовал он.
— Пока не ведет, — согласилась с ним Маша. И легла обратно, уткнувшись носом в подушку. — Но, может быть, завтра что-нибудь придумается.
— Утро вечера мудренее, — усмехнулся Андрей. — До завтра, любимая. — И он, будто сам испугавшись того, что сказал, быстро повесил трубку.
А утром выложил перед Машей альбом и фотографию. Но она, вместо того чтобы сравнить картину с фото и подтвердить его вердикт, вдруг вцепилась в фотокарточку.
— Я знаю этого человека, — подняла она на него ошеломленный взгляд. — Встретила несколько дней назад.
— Что?
— Он сейчас, конечно, совсем не так выглядит. Живот и все прочие атрибуты… возраста. Но — узнаваем. Это — директор дома инвалидов, где содержится тетка Бакрина. Некий Ниркабов.
— Ниркабов… — попробовал на язык незнакомую фамилию Андрей. Незнакомую, но чем-то созвучную… Чему? — Ниркабов…
— О Господи! — Маша прижала ладони к внезапно ставшим жаркими от стыда щекам. — Как же я сразу не заметила! Ниркабов — читай, Бакрин наоборот!
— Поехали! — вскочил Андрей. Она кивнула, схватила сумку, и они вместе выбежали из кабинета.
Уже сидя в машине, плотно встроившейся в плотное тело московской пробки, Маша повернулась к Андрею с извечным, ненавидимым всеми сыщиками вопросом:
— А ты подумал, что мы ему предъявим? Присутствие в виде шута на картине XVII века вряд ли можно считать преступлением.
Андрей дернулся:
— Плюс его фотографию.
— А он скажет, что у нас галлюцинации. Или — это случайное сходство. Бывает. Если он так давно сидит директором в доме инвалидов, значит, у него должны быть документы — комар носа не подточит. Он Энгра копирует, что ему срисовать официальные бумажки!
Андрей с ребяческой злостью ударил по рулю:
— Теряем время! Черт!