Портрет Мессии
Шрифт:
— Мне просто нужна информация. Мы же не собираемся ничего выносить из дома.
— А я-то надеялся разжиться Моне, — с ухмылкой заметил Маркус. — Как думаешь, есть у него хотя бы одна картинка, которой не жалко?
Дом Роланда Уиллера находился на восточном берегу озера Цюрих; некогда этот район считался окраиной. Но уже довольно давно городские власти превратили пустырь вокруг виллы в парк, а из окон особняка открывался прекрасный вид на озеро. Сам дом по американским меркам казался не слишком велик, но смотрелся величественно и радовал глаз особым старинным обаянием. Двухэтажное кирпичное здание было отделано известняковыми плитами. Вход украшал большой портик с колоннами,
— Все спокойно, — вернувшись, доложил он.
Маркус отпер боковую дверь с помощью набора отмычек. Этой тонкой и деликатной работе он выучился давным-давно. Через несколько секунд они оказались в доме. Взглянув на панель сигнализации, они проигнорировали тревожное попискивание. Мебель по большей части старинная, много предметов шестнадцатого и семнадцатого веков. Было заметно, что стоят они здесь не для красоты — ими пользуются. Мэллой зашел в спальню, проверил ящики комода и полки шкафов в надежде найти записную книжку. Затем увидел знакомое мигание разноцветных огоньков на улице и подошел к окну. Патрульная машина прибыла через четыре минуты после их вторжения.
К ней подошел один из сотрудников Макса. Указал на дом, и Мэллой, понимая, что с улицы выглядит лишь силуэтом в окне, приветственно поднял руку. Сразу садиться в машину патрульные не стали и продолжали о чем-то расспрашивать детектива. Тут на улицу вышел второй человек Макса, и завязался какой-то приятный и мирный разговор — судя по всему, обсуждали погоду.
— Зайди в кабинет, — сказал Маркус, заглянув в спальню Уиллера.
Мэллой молча последовал за ним. По дороге Маркус печально бормотал вполголоса имена знаменитых художников, картины которых Уиллер столь бездумно развесил на стенах своего дома.
— Сезанн… Гоген… Пикассо… Кандинский… Клее… смотри-ка, даже мой Моне! Как думаешь, Томас, он хватится этого маленького Моне?
— Ты всегда можешь вернуться.
— Как это у вас говорят в Америке? — Он с легкостью перешел на английский, заговорил с сильным, но приятным акцентом: — Хочу немедленно, прямо сейчас получить свое вознаграждение! — А потом на швейцарском немецком добавил: — У нас говорят иначе. Что такое завтра для ребенка, попавшего в кондитерскую?
Единственное свидетельство того, что в доме что-то искали, они нашли в кабинете Уиллера. Ящики картотеки пусты, в камине груда пепла — там жгли какие-то бумаги. Пропал и компьютер, хотя монитор оказался на месте.
Они уже заканчивали обыскивать кабинет, когда к ним заглянул Макс.
— Кое-что нашел, — проворчал он в своей обычной грубоватой манере.
Мэллой и Маркус выжидательно обернулись к нему.
— Вы должны видеть это сами.
Труп Роланда Уиллера находился в подвале. Он был втиснут в металлический ящик: бедра плотно прижаты к груди, пятки упираются в ягодицы, подбородок покоится между колен. Мертвый бизнесмен был в том же костюме и алом галстуке, в котором он утром появился в банке. Тело уже остыло. Пуля была выпущена с близкого расстояния прямо в затылок.
Маркус быстро, но внимательно осмотрел труп, потом спросил Мэллоя:
— По-прежнему думаешь, что он руководил нападением в поезде?
Озеро Люцерн
10 октября 2006 года
Кейт
В помещение вошли трое охранников в униформе. У каждого в руке горящий факел и автомат с коротко обрезанным стволом. Пламя помигивало, отбрасывая на стены танцующие тени. Вся эта сцена свидетельствовала о том, что Корбо предпочитает жить в мире средневековой жестокости, но и достижениями цивилизации не пренебрегает. Кейт поняла, что попала в некий готический кошмар, где ее держат в неприступном средневековом донжоне [19] тюремщики, одетые в современную форму охранников. Немного электричества — и все это выглядело бы почти нормально.
19
Донжон — главная, отдельно стоящая башня феодального замка, служившая убежищем при нападении неприятеля.
Тюремщики по очереди вставили факелы в держатели на стенах, и в помещение торжественно и важно вошел Джулиан Корбо. Мужчина за пятьдесят небольшого роста, но крепкого телосложения и с прекрасной осанкой. Итан выяснил, что Корбо и дня не провел в армии, но, увидев его, в это трудно было поверить — он выглядел как генерал. Кейт знала множество коллекционеров, представителей различных наций, с которыми отец общался на протяжении десятилетий, действующих за рамками закона с надменностью и уверенностью опытных политиков. Но никогда прежде ей не доводилось встречать человека, который бы вел себя так самоуверенно и важно, словно верил, что наделен некой божественной властью, данной ему свыше.
Не обращая никакого внимания на Норт, Корбо уставился на Кейт почти с вожделением — так смотрят на любимый деликатес. Его не волновало, боится она его или нет. Он не хотел продемонстрировать власть, сама ситуация доставляла ему удовольствие. Наконец сэр Джулиан отвел от нее взгляд и посмотрел на охранников, выстроившихся вдоль стены. Один из них шагнул вперед и передал хозяину свое оружие, словно для того, чтобы тот осмотрел его. Корбо взял автомат и прицелился в Николь Норт. Он будто впервые за все время заметил ее присутствие здесь.
— Ничто другое не сможет доставить мне такого удовольствия, как убить вас, доктор Норт, — заявил он по-английски. — К счастью для вас, вы кое-что стоите, в случае, если ваш дядюшка согласится обменять картину на вашу жизнь. Пока вы живы, меня не беспокоит состояние вашего здоровья, так что будьте любезны, отвечайте на мои вопросы быстро и честно. Что касается вас, леди Кеньон, — он перешел на итальянский, но по-прежнему не отрывал взгляда от Николь, — это совсем другая история. Вы здесь военнопленная, поэтому обращаться с вами следует соответственно. Пока я не собираюсь причинять вам хотя бы малейшую боль, даже синяка не оставлю, по возможности конечно. Если вы будете сотрудничать и отвечать на вопросы, смею заверить, ничего страшного с вами не случится.