Портрет миллионера
Шрифт:
– Я могу понять Нину – ей казалось, у нее нет выбора…
Иногда Леонид говорил об этом. Не часто, но случалось. Всплывали какие-то обрывки воспоминаний, что-то из украденного детства.
– Она думала о своих детях, которые должны были скоро родиться. Если бы она сказала отцу о маме и обо мне, он захотел бы взять меня с собой
– А отец? – Милли тоже хотела понять – надо быть таким большим, как Леонид, чтобы найти в себе силы простить такое.
– Когда я отверг его предложение, он сказал, что я похож на мать – у меня ее непреклонность и сильная воля. Зная эти ее качества, отец убедил себя – с нами все будет хорошо. Он не мог знать, что я в приюте, жду, когда он заберет меня. Знаешь, туда иногда приходили хорошо одетые, пахнущие дорогими духами люди из какой-то неведомой далекой жизни. Они приносили шоколад, подарки. Мне никогда ничего не доставалось – я был слишком большой, слишком злой, слишком трудный…
– Тебе не давали подарков?
– Они приносили гостинцы тем, кого планировали взять в свою семью. Я так мечтал, чтобы кто-нибудь взял и меня. Но, в конце концов, мое желание исполнилось – ты пришла за мной. – Он наклонился и поцеловал Милли.
Она плакала. Да, его желание исполнилось, но каким долгим было это горькое ожидание. Она плакала не только о Леониде, но обо всех этих маленьких детях, очень обиженных, очень злых, очень испуганных, которых так трудно любить…
– Мы могли бы вернуться…
– Возможно. Надеюсь, скоро. В отпуск. Хочу, чтобы отец увидел своего внука.
– Я говорю не об Австралии, – мягко улыбнулась Милли.
Она почувствовала, как Леонид замер, даже его сердце, казалось, пропустило два биения.
– Я не хочу туда ехать. Не хочу возвращаться. Никогда. Ноги моей там не будет.
Он потряс головой, но Милли чувствовала – в нем вовсе нет решимости. Она поняла – Леонид думал об этом, и не раз.
И она не впервые думала об этом.
Наблюдая, как он держит на руках сына – ласкает эту крохотную жизнь, которую они создали, – она иногда видела, как туманятся его глаза, как мрачнеет лицо. В такие моменты он вспоминал – и Милли это точно знала – все, через что ему пришлось пройти, все, что он перенес, снова и снова. И он думал о малышах, которым не повезло, которых не любили так, как Сашу.
– Да, – Милли кивнула, – но если ты когда-нибудь передумаешь… если захочешь поговорить об этом…
– Послушай, ребенок – не собачка и не кошка, – настаивал Леонид.
– Конечно.
– Ты не понимаешь, Милли. Не понимаешь, какой можно причинить вред. Эти дети часто совсем не хорошенькие, часто они ведут себя противно, их трудно любить, жизнь с ними может стать сущим адом…
– Я понимаю, Леонид. Мой собственный брат совсем не хорошенький, с ним жить очень нелегко, но я, как и мои родители, никогда не отвернусь от него.
– Ты никогда не отвернешься от него, ведь правда? – это был не вопрос, скорее утверждение. Леонид смотрел на жену и видел – она отвечает за свои слова. Знает по опыту общения со своим братом, что чудеса случаются редко. Он видел – Милли полностью осознает, какую обузу и какую ответственность она готова взять на себя. Он знал – она у него навсегда. – Мы и вправду сделаем это?
– Однажды, – мягко ответила Милли, – когда мы будем готовы. Когда ты будешь готов.
Если любовь может путешествовать, она в этот момент отправилась в путь. Туда, где живут обиженные и злые, брошенные и нелюбимые… Детское желание, когда-то посланное в мир…
Кажется, у кого-то оно исполнится.