Портрет предателя
Шрифт:
На пустынную улицу опустились сумерки. Все сейчас на празднике, чествуют своего героя и его прекрасную невесту, а на нее — дешевую подстилку — всем наплевать!
Глухо завывал ветер, забираясь под одежду и высасывая остатки тепла из ее продрогшего тела. Доминика оставила свой плащ в зале, а кожаная жилетка, что была на ней, совсем не грела. Лицо замерзло, руки окоченели, но она не замечала этого. Ей хотелось умереть. Просто взять — и умереть!
От горя она не соображала, что делает, и добрела до края деревни. Из-за забора до нее донесся отдаленный волчий
«Пойду в лес. Пусть меня сожрут волки», — подумала она.
Доминика толкнула ворота, но они оказались заперты. Она обхватила руками шершавые бревна, уперлась лбом в частокол и горько зарыдала. Ноги перестали держать ее, и она сползла на холодную землю.
Ей не хотелось жить. Все оказалось ложью. Дикий стыд и мучительная ревность рвали ее на части, впиваясь в сердце сотнями острых кинжалов. Почему он так поступил с ней? Зачем он просил с ним остаться, если дома его ждала невеста? Это его месть? Он специально решил унизить ее, втоптать в грязь, посмеяться над ней? Так он отомстил всем ангалонцам в ее лице? Лишь для этого он спас ее из дворца? Да лучше бы она погибла тогда вместе со всеми, зато сейчас ей бы не было так больно!
Студеный ветер забирался под одежду, пронизывая до самых костей. Она не хотела вставать. Ей было некуда идти. Да, у нее все еще есть Себастьян, но он достоин большего. Зачем ему такая, как она? Зачем ему невеста-потаскуха, наставившая ему рога? Как смотреть Себастьяну в глаза, после того, как изменила ему с предателем, который просто-напросто поглумился над ней!
Она злилась даже не на Зигурда, она злилась на саму себя, за то, что поверила ему. Злилась за то, что полюбила его, а он все это время знал, что его ждет другая. Она чувствовала себя жестоко обманутой. А если бы она бросила Себастьяна и согласилась остаться с Зигурдом? Кем бы она была для него? Любовницей при живой жене? Даже тот факт, что она выбрала кузена, почему-то ни на каплю не уменьшал ее боль.
Стужа все больше проникала в тело, ледяной волной растекаясь по жилам. У нее онемели ладони и мелко стучали зубы, но она этого не замечала. Доминика уже не плакала, а лишь тихонько скулила, как раненый зверь. Она сидела на коленях у забора, закрыв руками лицо. Ее будто накрыло куполом, а реальность стала расплываться в мутной пелене, горе и холод затуманили ей разум, и она начала проваливаться в густую черноту.
Вдруг чьи-то сильные руки обхватили ее за плечи и поставили на ноги.
— Вот ты где! — услышала она его голос. — Я уж тебя обыскался.
Он завернул Доминику в меховой плащ, и поднял ее на руки. Она обхватила его за шею и обессилено привалилась к его груди.
Он внес ее в какой-то дом, там было тепло, и ярко горел камин. Он сел на скамейку у очага, посадил Доминику к себе на колени и прижал ее к себе, будто убаюкивая.
— Моя Скилик, куда же ты убежала? — прошептал он, своим дыханием согревая ей ладони.
Она тихо рыдала, уткнувшись в его грудь. Ее начала бить крупная дрожь. Зигурд гладил ее по спутанным волосам, целовал ее заплаканное лицо.
— Не плачь, моя девочка, пожалуйста, прошу тебя!
Доминика
— Прости меня, — Зигурд заглянул ей в глаза. — Я должен был рассказать тебе раньше.
Доминика горько всхлипнула.
— Что у тебя с ней?
Он глубоко вздохнул.
— Это долгая история. Помнишь, я говорил тебе о той ночи… когда анги убили моих родителей?
Она удивленно взглянула на него сквозь блики огня на дрожащих слезах.
— Конечно. Разве можно такое забыть?
— Так вот, — глухо произнес он, — они избили меня до полусмерти и скинули в овраг, где было полно мертвецов. Они сваливали туда всех, кого убили той ночью… Холодные окоченевшие тела… целая куча…
Доминика содрогнулась, представив себе эту жуткую картину.
— Я каким-то чудом выбрался оттуда… — продолжал Зигурд. — Я полз по лесу, не знаю куда. Я мало что соображал в тот момент, просто полз и все, подальше от того места… Потом вырубился. Очнулся уже в Рюккене. Оказалось, что его жители увидели зарево над моей деревней и пошли проверить, не осталось ли выживших. Бьярни, отец Эрики, нашел меня в лесу и принес сюда. На мне живого места не было, и если бы не он, я и до утра бы не дотянул.
Взгляд Доминики скользнул по многочисленным шрамам, четко видневшимся на лице Зигурда в мерцающем отблеске камина.
— Сколько тебе было? — севшим голосом спросила она.
— Тринадцать.
Доминика судорожно вздохнула и крепко обняла его.
— В общем, Бьярни выходил меня и принял в свою семью, — продолжил Зигурд. — Он относился ко мне как к родному сыну. Мы росли все вместе — я, Эрика и Торстен.
— Торстен?
— Торстен Шульц — генерал Серебряной Стражи. Он — мой сводный брат.
Доминика обмерла, не зная, как реагировать на эти слова. Получается, чтобы спасти ее, Зигурд пошел не только против своего командира, но и против своего брата!
— А что у тебя с Эрикой? — робко задала она мучивший ее вопрос.
— Вначале мы дружили. С годами я начал замечать, что нравлюсь ей…
— А она тебе? — ревниво поинтересовалась Доминика.
— Она — красивая девушка… — уклончиво ответил Зигурд.
— Я заметила, — ядовито фыркнула она.
— В общем, мы встречались с ней года три. А потом я уехал в Ангалонию, помогать Торстену готовить революцию. Это было пять лет назад. С тех пор мы не виделись.
— Но она, похоже, ждала тебя все это время.
— Похоже на то, — согласился он.
— Ты обещал ей что-нибудь? — она напряженно вгляделась в его глаза.
Зигурд долго молчал.
— Да, — наконец сказал он. — Обещал, что женюсь на ней. Бьярни всегда хотел, чтобы мы поженились.
— А ты?
— Я был не против, — ответил он. — Пока не встретил тебя.
Доминика с трудом проглотила ком в горле.
— Но…
— Скилик, одно твое слово — и я брошу ее… — сбивчиво заговорил Зигурд.