Портрет в черепаховой раме. Книга 2. Подарок дамы
Шрифт:
– Ну, ежели только за счастье…
И Гончаров осушил рюмку.
– Ну, как? Посчастливело?
– По жилам потекло, – улыбнулся молодой человек.
– То-то же! А ведь многим, очень многим не удаётся счастья этого достичь! Их удел – тоскливая повседневность! Или того хуже – напасть за напастью! День, когда невзгод никаких нет, и кажется счастливым.
– Участь их достойна сожаления! – произнёс Гончаров, силясь понять, куда клонит его собеседник.
– Особенно женскому полу достаётся! – продолжал
– Счастливая, значит, судьба!
– Казалось бы! Потому как налетел на неё беспутный удалец, бес окаянный. Околдовал, опутал. И сгинул! Словно его и не было!
– Печальный конец! – сочувственно произнёс Гончаров.
– Не то слово, любезнейший тёзка, не то слово! Что красной девице остаётся? Камень на шею, да в омут головою вниз?
– В сказках, – с улыбкой заметил Николай, – перед тем роковым нырянием появляется добрый молодец и ведёт красну девицу под венец.
– А в церкви их встречают царь с царицей! – радостно подхватил Загряжский. Ведут за стол свадебный и поднимают бокалы…
– … за счастье молодых!
– Правильно мыслишь! – похвалил обер-шенк и наполнил рюмки. – За счастье молодых!
– Снова до дна?
– Сие зависит от того, какого ты желаешь молодым счастья.
Выпили. И Гончаров сказал:
– Забавная сказка! Не пойму только, к чему.
– Ты прав! Сказка с вопросом: кто лучше – беспутный удалец или добрый молодец? Вот ты! Какая роль тебе по душе?
– Молодец, конечно. Красну девицу жаль.
– Мудро ответствуешь! – снова похвалил Загряжский и в очередной раз налил в рюмки вина. – За мудрость молодецкую! За доброту!
Выпили.
– Я ведь не зря сказки тебе сказываю, Николай! – внимательно взглянув в глаза молодого человека, промолвил обер-шенк. – Ту красну девицу ты хорошо знаешь! Сидит она неподалёку в своём светлом тереме, льёт слёзы горючие и ждёт, не дождётся своего добра молодца.
– О ком это вы? – растерянно произнёс Гончаров.
– О моей племяннице.
– О Наташе?
– О ней, душе светлой, но горемычной.
– А разве она…?
– Полюбила тебя, добрый молодец! Но на счастье своё не надеется.
– Это почему же? – спросил Гончаров в изумлении.
– Потому, любезный мой Николай сын Александров, что счастье само не приходит. Его добыть надобно! И принести в ладонях ласковых своей суженной. Вот и скажи, ты готов осчастливить сироту Ташеньку?
– Готов! – еле слышно произнёс Николай.
– Мудрое слово! Вот только крепкое ли?
– Крепкое!
– Вот
– За счастье! – эхом повторил Гончаров.
Выпили. И тотчас Загряжский громко позвал:
– Наталья Кирилловна!
– Да, мои дорогие! – мгновенно откликнулась Загряжская. – Слушаю вас!
– Вот Николай с просьбой к нам обратился!
– Как интересно! С какой же?
– Я? – с недоумением отозвался молодой человек, мучительно стараясь вспомнить, о какой просьбе идёт речь. – Обратился?
– Только что! – бодрым голосом подтвердил обер-шенк. – Он просит руки нашей Наташи!
– Вот как? – в изумлении встрепенулась Загряжская. – Какая честь! Вы сделали великолепный выбор, молодой человек! Сегодня же обрадую Её Величество. Дайте же я вас расцелую! По-родственному.
И, крепко обняв смущённого Гончарова, Наталья Кирилловна трижды его поцеловала.
Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату из дворцового коридора влетела фрейлина Наталья Загряжская. Увидев тётушку, целующую Николая, она остановилась, обвела глазами всех троих и бутылку с двумя рюмками на столе.
– Ой, что тут у вас?
– Да мы, Наташенька, дело важное решаем! – важно начал обер-шенк.
– Вы что же, ничего не знаете?
– Чего не знаем? – насторожилась Загряжская.
– Государь войну объявил… Бонапарту.
Барабанщики отчаянно забили в барабаны. Трубачи протрубили сигнал. Стоявший на возвышении князь Борис Голицын поднял руку и объявил:
– Его Величество государь император Александр Павлович!
Император вышел вперёд. На плацу всё замерло.
– Любезные моему сердцу павловцы! Нам вновь предстоят большие испытания! Вчера мы объявили войну узурпатору Бонапарту. Теперь российским штыкам и пушкам надлежит развеять в дым миф о непобедимости французской армии. Не посрамим славы Отечества! С нами Бог!
Император размашисто перекрестился. Павловцы дружно грянули «ура!».
Великий Князь Константин повернулся к стоявшему поодаль Сипягину. Тот подошёл. Константин что-то шепнул ему на ухо. Сипягин кивнул и быстро зашагал куда-то в сторону.
Заиграл оркестр военной музыки. Начался парад.
А Сипягин, покинув полковую территорию, заспешил к коляскам.
– Нестор Михалыч! – раздался женский голос.
– Да? – повернулся на зов Сипягин и остановился возле коляски.
К нему подошли мужчина в шляпе, надвинутой на самые глаза, и женщина в шляпке с вуалью.
– Что это вы здесь разгуливаете? – недовольным шёпотом произнёс Сипягин. – Я же предупреждал, строжайше запрещено…
– Тебя разыскиваем, Нестор! – мрачно прохрипел мужчина.