Портрет второй жены (Единственная женщина)
Шрифт:
Так возводилась крепость, в которой он чувствовал себя неуязвимым.
Чувство, похожее на зависть, которое возникло у него, когда Лиза Успенская посмотрела на Юру сияющими глазами, – не забылось на следующий день, как он был уверен.
По долгу службы ему надлежало понаблюдать за ней. Все-таки новый человек появился в фирме, да к тому же в непосредственной близости от Ратникова – следовало исполнять свои обязанности. И он наблюдал, присматривался, старался видеть ее почаще, уверяя себя в том, что делает это только из соображений безопасности.
В том, что Лиза не агент
Сперва он попытался объяснить себе самому, что все обстоит легко и просто: Лиза, несомненно, красива, и нет ничего удивительного в том, что она вызывает у него определенный интерес. Псковитин вовсе не относил себя к аскетам и прекрасно знал, как лучше всего действовать в подобных обстоятельствах.
Но почему же такое необъяснимое волнение охватывало его, когда он встречал взгляд ее удивительных глаз, и что, собственно, было в них удивительного?
Она казалась маленькой и хрупкой, как Дюймовочка, и вызывала желание накрыть ее ладонью, и собственная ладонь из-за этого казалась ему огромной. Но вместе с желанием защитить ее неизвестно от чего у него появлялось и другое, совсем непонятное чувство… Он сам нуждался в ее защите, точно был не могучим мужчиной в расцвете лет, ростом под метр девяносто, а тем мальчишкой, который когда-то остался один на один со всем непонятным и пугающим миром.
Уже одного этого было достаточно, чтобы Псковитин растерялся. С Лизой оказалось связано то самое смятение чувств, которого он не хотел допустить ни в коем случае.
Но было и более зримое обстоятельство, которого он не мог обойти. Сергей видел, что происходит между нею и Юрой.
То есть между ними, собственно, ничего такого не происходило. Юра был с ней предупредителен, весел и добр. Конечно, он стремился сделать для нее как можно больше, но и этому удивляться не приходилось. Такой уж он был, Юра, все это получалось у него как-то само собою, даже без его воли.
Но не зря Сергей знал его всю жизнь, не зря Юра был его единственной опорой, и не зря не было для Сергея никого дороже, чем Ратников. Он знал каждый его жест и видел, как оживляется Юра, когда Лиза оказывается рядом, – такой радости Сергей не замечал на его лице уже давно. А уж чтобы так заглядывать кому-нибудь в глаза – этого и вовсе никогда не было с Ратниковым, даже в далекие годы их детства, когда Юрка сказал, что Юля будет его женой.
Юра ни разу не говорил с Сергеем о Лизе, и тот понимал, что его друг не разрешает себе даже думать о том, что в действительности привязывает его к этой девушке. Но зачем нужны слова, когда у Сергея было безошибочное чутье на все, что касалось Ратникова!..
И все-таки, поняв, что как мальчишка влюбился в Лизу Успенскую, – а понял он это очень быстро, несмотря на новизну этого чувства, – Сергей продолжал надеяться неизвестно на что.
На то, например, что Лиза вдруг тоже полюбит его. Почему бы и нет, ведь он «не в поле обсевок», как говорила его мать?
Да что говорить: когда в ресторане, куда они пришли втроем, появилась Карина и Юрка явно обрадовался ей, – Псковитин встрепенулся. Хотя почему бы Юре и не обрадоваться этой девушке, для этого совсем не надо было испытывать к ней хоть какие-нибудь чувства.
Кариночка была очаровательной полупрофессионалкой, любительницей богемных спонсоров. Впрочем, она не отказывала и денежным бандитам, что едва не оказалось для нее роковым.
С Юрой и Сергеем она была знакома уже года три, и знакомство произошло при романтических обстоятельствах. Проще говоря, Ратников изрядно набил морду одному хаму, бросавшему Каринке в лицо пачку долларов и громогласно требовавшему близости тут же, на ресторанном столе.
Когда Сергей, спокойно закусывавший на балконе, среагировал на шум в общем зале и ворвался туда, готовый ко всему, – дело было уже сделано. Хама поднимали с полу, лицо и рубашка его были залиты кровью, Кариночка рыдала, сидя на столе, где предполагалась близость, – а три мрачных охранника окружали Юру, предусмотрительно прислонившегося к стене и спокойно потряхивавшего разбитым кулаком.
Псковитин быстро расшвырял охранников, слегка надломил руку самому рьяному и, ткнув в бок ногой пострадавшего, велел ему Бога благодарить, что отделался разбитой мордой. Псковитина знали к тому времени хорошо – возражений не последовало.
Бандиту действительно повезло: если бы что-нибудь подобное случилось после Юркиного ранения, когда врачи уже велели ему избегать сильных физических нагрузок, – Псковитин обошелся бы с пострадавшим покруче.
Во всяком случае, с тех пор они ездили в злачные места только с охраной.
– Я тебе что, мальчик? – сказал Псковитин. – Стар я уже с сопляками драться. А ты, видно, молод чересчур.
Насчет старости он, конечно, ввернул в шутку, но Псковитин действительно чувствовал себя старше Юры, так было всегда.
Но почему же в таком случае его так опечалило, что и Лиза воспринимает его как старшего?..
После той ковбойской драки, когда Кариночка немедленно предпочла Ратникова, прилипнув к нему тут же, в ресторане, Сергею и в голову не пришло печалиться.
– Вот, пожалуйста, типичное женское коварство! – притворно возмущался он, высаживая их у Карининого дома. – Я тебя, прелесть моя, спас от троих, а Юрка всего от одного. И кто после этого едет к тебе ночевать?
Если бы можно было так просто разобраться во всем теперь!
Сергей вовсе не был мизантропом, хотя то, что ему пришлось повидать в Афгане, а потом и в антитеррористическом «Вымпеле», не располагало к человеколюбию. Но он любил хорошую компанию, не менее хорошую выпивку и закуску, мог сходить и в театр, если было с кем. И скажи ему кто-нибудь, что он будет мрачно сидеть за столом рядом с Ратниковым, он ни за что бы не поверил. Не так уж часто у них с Юрой выдавалось время, чтобы посидеть спокойно и поговорить не о делах; Сергей дорожил такими минутами.