Портрет второй жены (Единственная женщина)

Берсенева Анна

– Да я и не жду от вас новостей, Виктор Борисович, – остановил его Псковитин. – Говорю же, плановый заезд. Или вы против?

– Нет, пожалуйста, – пожал плечами Звонницкий.

В его тускло-голубых глазах нельзя было прочитать ничего. Или мешало поблескивание стекол в очках?

Псковитин не обладал умением вести запутанные разговоры, но зато он мгновенно чувствовал, когда таковые не нужны. Сейчас складывалась именно такая ситуация. С этим бесстрастным, односложно отвечающим на вопросы человеком бесполезно было говорить обиняками.

– Скажите,

Виктор Борисович, – спросил Сергей, закуривая и глядя на собеседника сквозь сизый дым, – рекомендуя вас Ратникову, Александр Павлович знал, что вы… скажем так, знакомы с господином Подколзевым?

Он не ожидал, что этот вопрос – единственный волновавший его сейчас! – так ошеломит Звонницкого.

– Нет… – произнес он, поперхнувшись и закашлявшись. – Извините, я не выношу дыма…

Псковитин потушил сигарету.

– Но ведь вы знакомы давно – и с тем, и с другим, разве нет?

Он продолжал смотреть прямо в блестящие очки, но ему было даже неважно, как выглядят сейчас глаза Звонницкого. Он знал, что они бегают, словно уходят от ответа.

– Да, я знаком давно, то есть был знаком… – Тот уже овладел собою и говорил теперь почти спокойно.

– Что значит «был»? – спросил Псковитин удивленным тоном. – По-моему, о знакомстве невозможно говорить в прошедшем времени, раз уж оно состоялось.

– Да, совершенно верно. Но это было, так сказать, кратковременное знакомство. С Александром Павловичем – вы же знаете, нет смысла скрывать – мы работали вместе до его отъезда в Новосибирск…

«А о Подколзеве, выходит, есть смысл скрывать», – подумал Псковитин.

– Но после его отъезда, – продолжал Звонницкий, – наша связь практически прервалась. Мы ведь не дружили домами, знаете ли, кроме совместной работы над определенными проектами, нас вообще ничего не связывало. И когда Неделин уехал…

– Ясно, – остановил его Псковитин. – Ну а Подколзев?

– А что Подколзев? Мы, собственно говоря, знакомы с ним шапочно. Я посещаю те же собрания, что и он, ну и что? Там бывает много людей – интересных людей! Разве мне запрещено иметь собственные интересы?

Казалось бы, он защищался, пытался в чем-то убедить Псковитина, но тон у него при этом был вялый, как всегда. Впрочем, в этом и заключалась защита.

Но Псковитин уже слушал его вполуха: ему было совершенно неважно, что говорит Звонницкий. Он врет, врет – и какая разница, какие слова он подбирает для того, чтобы соврать?

Псковитин знал, что Звонницкий знаком с Подколзевым отнюдь не шапочно, что он бывает на так называемых «рабочих» собраниях, куда допускаются лишь избранные и где речь идет не о расплывчатых идеях, а о вполне конкретных вещах.

Собственно, он и должен был поговорить сегодня со Звонницким только для того, чтобы убедиться: тот работает на Подколзева сознательно и масштабы этой работы значительны. Уверенная ложь Звонницкого убедила его вполне.

– Что ж, Виктор Борисович, – сказал

он, вставая. – Надеюсь, вы понимаете, что этот разговор должен остаться между нами.

– Разумеется, – согласился Звонницкий. – Но я не понимаю, почему вы…

– А это входит в мои обязанности, – спокойно объяснил Псковитин. – Должен же я беседовать с сотрудниками, правильно? Я даже с девочками-переводчицами беседую, а вы на такой должности. Успехов в работе, Виктор Борисович.

И, не прощаясь, Псковитин вышел из кабинета.

«Интересно, – думал он, направляя свой „Опель“ в сторону Тверской-Ямской, – когда Подколзев узнает об этом разговоре, завтра или еще сегодня? Хотя вообще-то уже и неинтересно…»

Он готов был биться головой прямо о лобовое стекло! Только железное, годами воспитанное умение держать себя в руках позволяло ему спокойно сидеть за рулем, тормозить на светофорах.

«Что теперь делать? – билось в висках. – Просто: что делать, как остановить неудержимый поток информации, который идет через этого перхотного человека? Такая вот техническая проблема…»

Псковитин вздохнул. Чего уж теперь, не компьютер же ему размолотить, этому гаду! Остается только ждать Юру.

Юрка увлекся информационными системами давно – в то время, когда они и на Западе только начинали развиваться, а уж за «железный занавес» и вовсе мало что доходило. И человеком, от которого он впервые услышал обо всем этом, был Саша Неделин.

Саша появился в «академке», когда им было лет по шестнадцать, – да и то, кажется, еще не исполнилось. Впрочем, Сергей вовсе не чувствовал себя в этом возрасте сопливым пацаном. Уже была Катя Рослякова, а главное, Юрка относился к нему тогда так доверительно, что это поднимало Сергея в собственных глазах. Они были тогда – не разлей вода.

И хотя Сергей понимал, что Юркины интересы гораздо шире, чем его, это нисколько не мешало, даже наоборот. Юрка всегда умел говорить о сложных вещах просто – и сложных вещей в мире не оставалось.

Они сидели с удочками на берегу Листвянки; летнее солнце только что поднялось над лесом и заливало верхушки деревьев розовым золотом. Вернее, сидел с удочкой только Сергей: Юрка свою удочку пристроил в развилке коряги, а сам ходил по берегу, о чем-то размышляя. Он и пошел-то на рыбалку за компанию, не по нему было это занятие.

Впрочем, Сергей и сам клевал носом: этой ночью он не спал ни минуты. Капитан Росляков как раз был на учениях, и все Сергеево тело до сих пор хранило воспоминания о томительных Катиных ласках. Он с удовольствием искупался бы сейчас, чтобы взбодриться, но стеснялся раздеться: вся его грудь была покрыта синими следами Катиных поцелуев.

– Знаешь, на березовую дачу жильцы новые приехали? – спросил Юра.

Березовой дачей называли давно пустовавший дом на краю «академки»: его прежний хозяин, чудаковатый физик, засадил весь участок березами.