Портреты
Шрифт:
– Даже очень, – подтвердила я.
Я так и не узнала, что произошло между Дэниелом и Максом за этот час, и никогда не спрашивала. Но потом мы еще немного поговорили втроем и обсудили кое-какие подробности. Дэниел несколько раз сказал что-то резкое о Софии, заметив, что, может быть, было бы лучше, если бы его матерью оказалась все-таки Жозефина.
– И прекрасно, что она уезжает, и я ее не увижу, потому что я могу ей нагрубить и сказать, что я ее ненавижу.
Мы с Максом
– Я тебя вполне понимаю, Дэниел. Но она твоя мама, и ты должен с этим смириться. Может быть, когда-нибудь ты постараешься понять, почему она так ужасно поступила.
– Ладно, – милостиво согласился Дэниел, и мы засмеялись. – Только вот одно мне не нравится, – продолжил он.
– Что, малыш.
– Мне вовсе не десять, оказывается, и мне вовсе не хочется возвращаться назад, это несправедливо, хотя месье и говорит, что так можно возвратить упущенное время.
– Так и есть. И потом, осталось всего два месяца. Как я понимаю, на самом деле ты родился в октябре.
– Пятого октября, мадемуазель. Смешно, когда у тебя меняется день рождения, да? Мне всегда будет грустно четырнадцатого апреля, когда никто не будет дарить мне подарков.
– Да-а, это действительно серьезная проблема. Но мы постараемся помнить, и, подумай сам, в этом году у тебя будет второй день рождения и гости и подарки.
– Мадемуазель, я подумал... месье... мой папа говорит, мы будем жить вместе, и я буду вашим ребенком тоже.
– Да, малыш, тебя это устраивает?
– Да... по-моему, неплохая идея, вы будете хорошей мамой, лучше тех, что были у меня до сих пор.
– Спасибо. А ты, я уверена, будешь прекрасным сыном, правда, ты у меня будешь первым.
– Я только вот что хотел сказать, – не надо меня мерить для школы, я не хочу, чтобы меня увозили, даже в «Мерседесе».
Макс вздохнул и обнял его.
– Милый мой мальчик, никто не собирается тебя никуда увозить. Мы уже достаточно долго были друг без друга. Но послушайте, я ведь как-то не подумал, что кончатся каникулы...
– И начнутся занятия, и...
– Дэниел, а тебе делали всякие там прививки, и чем ты болел?
– У меня была оспа.
– Ветрянка, – поспешила я его поправить, заметив, что глаза Макса расширились от ужаса. – 3наешь, не стоит всего перечислять, а то твой папа упадет в обморок.
– Да, – согласился Макс. – А еще, я думаю, мне надо как следует посмотреть твои зубы.
– Мои зубы, – твердо сказал Дэниел, в полном порядке. И на них совсем не нужно смотреть.
– Правда? Когда-то ты, помню, укусил меня за большой палец, и я подумал тогда, что они у тебя очень крепкие. Клэр, а что мы будем делать, пока не кончились каникулы?
– А что нам собственно надо делать? Проведем остаток лета в Грижьере, ты, я думаю, не против, Дэниел?
– Конечно, – ответил он, удивляясь,
– Наверное, Клэр беспокоится, что тебе неловко возвращаться, – мягко сказал Макс.
– Вы имеете в виду из-за моих прежних родителей?
– Из-за воспоминаний, малыш.
– Ну во-первых, у меня появятся новые воспоминания, а месье рассказал мне совсем старые, и потом я очень даже хочу их всех увидеть, и друзей, и месье Шеналя, и Паскаль мне будет завидовать...
– Договорились, – согласилась я, – я просто на всякий случай спросила. Я очень рада, что у нас останется Грижьер. Нам надо поехать туда и привести все в порядок. Я думаю, Макс, я закончу Жозефину и ее сестру, попрошу у Клабортинов разрешения выставить картину, а потом подарю ее им.
– Отличная идея. Думаю, им это будет приятно.
– И не беспокойтесь насчет школы. Я уже много успела сделать и могу вернуться из деревни раньше.
Я не успела договорить, потому что послышался шум, из-за угла вылетел Хьюго и, увидев нас, застыл как вкопанный.
– Ох, простите, – начал он, но тут вслед за ним появился Кристофер.
Я услышала, как Пег открывает окно и зовет их домой.
Макс поднялся.
– Здравствуйте, – сказал он. – Вы э-ээ...
– Я – Хьюго, сэр.
– Хьюго. Таким образом, вы – Кристофер. Насколько мне известно, вы очень интересуетесь машинами.
Кристофер покраснел до корней волос.
– Мне ужасно стыдно, мистер Лейтон. Мы... думали...
– Ничего страшного, – любезно сказал Макс. – Вы удивительно кстати сумели меня задержать.
И тут Дэниел с гордостью произнес:
– Хьюго, Кристофер, – это мой папа.
– Мы уже слышали, – ответил Хьюго. – Это все здорово! А еще лучше, что ты теперь будешь жить в Англии. Слушай, мама разрешила нам устроить пикник в форте, может, пойдешь с нами, она, наверное, даст нам много всего вкусного!
Макс кивнул, и Гастон вскочил на ноги.
– Можно мне пойти, мадемуазель, месье?
– Конечно, беги, Дэниел, – сказал
Макс, – и все трое убежали в сторону кухни.
В этот раз Холкрофт показался мне совершенно другим, когда мы к нему подъезжали. Дэниел сидел сзади и всю дорогу не закрывал рта. Он был невероятно возбужден, и сдерживал его сейчас, пожалуй, только ремень безопасности. С тех пор как он узнал всю правду, прошло два дня, и с присущей ему тонкостью, он сумел не только принять новый порядок вещей, но и вел себя так, будто ничего не изменилось. С поразительной легкостью он стал называть Макса «папой», и мы убедили его, что он должен звать меня Клэр, объяснив, что я вот-вот перестану быть мадемуазель, и что будет странно, если он будет говорить мне «мадам», и ему наши доводы показались логичными.