Порвали парус
Шрифт:
– Уваров, - представился он, - начальник Генерального Штаба, до этого заведовал отделом стратегического мониторинга, так что в вашей теме не новичок. Владимир Алексеевич, я в курсе, что у вас с генералом Дубарским произошло некое недопонимание. Он заслуженный человек, умелый военачальник, но я понимаю, что в вопросах общения с представителями науки…
– Генерал, - прервал я, - я представитель науки, как вы сказали верно, потому ценю свою время. Не знаю, как вы, в погонах не разбираюсь, но я занят. Говорите короче.
Он поморщился, привык к выказываемому уважению,
– Владимир Алексеевич, в Генеральном Штабе придают колоссальное значение проблеме глобальных рисков. Мы полагаем, работа с ним должна выйти на более высокий уровень. Потому намерены включить ваш отдел в наиболее важную структуру…
Я вскинул ладонь, прерывая на полуслове.
– Генерал, вы что-то не поняли. Или вас неверно проинформировали. Я не служу ни в Генштабе, ни вообще в армии. Я даже не контрактник.
Он запнулся, наконец выговорил с усилием:
– Но ваш отдел так хорошо работает в ГРУ…
– Мы не работаем в ГРУ, - напомнил я.
– Но вы же…
– Мы сотрудничаем с Управлением, - пояснил я, - снабжая некоторой информацией.
Он сказал, понизив голос:
– Мы в курсе, что случилось в Тунисе…
– За это взяло на себя ответственность ГРУ, - напомнил я. – Операцией вообще-то руководил один из лучших офицеров ГРУ капитан спецназа Ингрид Волкова. А я так… консультировал.
– Но ГРУ, - напомнил он в свою очередь, - лишь один из отделов Генерального Штаба. ГРУ – это мы сами, Владимир Алексеевич.
Я развел руками.
– Еще раз напоминаю, в ГРУ не работаю, и не работал. Потому забрать нас или перевести в другой отдел вы не можете. Генерал, если у вас нет ко мне больше других вопросов…
Он сказал чуточку нервно:
– Сейчас вопрос стоит в другой плоскости. Как я понял, вы вообще отказываетесь вернуться под руку силовых структур?
Я вскинул одну бровь и посмотрел на него свысока.
– Что-то вас не понимаю… Ах да, это вы не понимаете ситуацию. Когда кого-то из своих агентов выгоняете или он сам уходит, то разве что таксистом устроится, а то и просто грузчиком. Я же доктор наук, у меня самая лучшая в мире работа!.. Вы это не поняли, вижу…
Он посмотрел с экрана по сторонам, оглядывая мой кабинет, весь заставленной сложнейшей аппаратурой.
– Да я почти понимаю, но все-таки…
– Вам стоило бы посмотреть на людей здесь, - посоветовал я. – Это чистые и умнейшие люди!.. Таких на всю планету наберется не так уж и много. Жить и работать среди них – счастье. Общаться с ними, жить в их обществе… да, счастье! Это уже прекрасный дивный мир будущего, хоть пока только на этом этаже корпорации Мацанюка. Ну ладно, пусть и на другим, но в этом отдельном здании. Не поняли? Когда я принял предложение работать… нет, сотрудничать с Управлением, это я делал вам одолжение, а не вы мне!.. И сейчас с великим удовольствием, даже наслаждением, вернулся к себе домой.
Он посмотрел на меня исподлобья.
– А как же патриотизм? Хотя да, патриот из вас никакой, но как же интересы человечества?
Я развел руками.
– Принимаю к сердцу. Но сделать ничего
Он всмотрелся в меня пристально.
– Так вы отказываетесь вернуться?
– Бесповоротно, - отрезал я.
– Почему?
Я вздохнул, тяжко разговаривать с меднолобыми.
– Генерал, как уже сказал, посмотрите, посмотрите на мою лабораторию и людей в команде! У них у всех ай-кью таков, что сто тысяч генералов не наскребут и на половину уровня любого из них!.. Генерал, пока я вам не сказал больше, в том числе неприятного, давайте скажу лучше вежливое «До свидания!».
Вообще-то телефонный или любой разговор по всем правилам приличия должен заканчивать тот, что начал, но бывают исключения, как вот в данном случае, когда на силовое давление нужно ответить адекватно, практически нахамить, военные этот язык понимают лучше.
И все-таки нехороший осадок остался, в нашей среде ученых все предельно вежливы, корректны и предупредительны, и когда выходишь в реальный мир, ужасаешься как везде насрано, что на улицах, что в отношениях между людьми, хотя те существа вообще-то наполовину, а кто и больше, питекантропы.
За время этой конфронтации насчет переподчинения в свой отдел по катастрофам заглянул только один раз лично, а затем появлялся снова лично, но уже не лично, как скажет простой человек, потому что видеоконференция это не совсем то, даже совсем не то, хотя мы, которые продвинутые, понимаем, что это то же самое, только лучше.
Когда я вижу их всех, слышу и даже читаю по мимике, кто что хотел сказать, но не сказал, как-то глуповато тащиться на другой конец города, пробираясь через осточертевшие пробки, только чтобы сказать несколько слов, посмотреть, кто что сделал, как будто вот прямо сейчас не вижу, а потом еще и терять полтора часа на обратную дорогу.
Так было во времена Менделеева, но сейчас и он с огромным удовольствием общался бы по широкополосной сети, а работы пересылал мессенджерами.
Через пару секунд после разговора с генералом на экране появилось лицо Мещерского, выглядит сконфуженным, но все тот же лорд по виду и манерам, проговорил со спокойной улыбкой, но с оттенком укоризны:
– Владимир Алексеевич…
– Да, Аркадий Валентинович, - ответил я. – Что делать, нет во мне трепета перед начальником Генерального Штаба. Наверное, он очень важная персона?
– Очень, - подтвердил Мещерский.
– Я так и подумал. Случаем, Бога не обижает?..
Он сказал со вздохом:
– В Генеральном Штабе все безбожники, что сказывается на их работе. И что теперь с вашим Центром?
– Я включил глушилку, - предупредил я, - нас никто сейчас не услышит, потому признаюсь: я слежу за своими ребятами и подбрасываю им задания. Но пусть это будет между нами. Официально ушел, ушел, ушел… и работаю, как впрочем и есть на самом деле, в Центре Мацанюка над некими чисто научными задачами. Могу рассказать, но боюсь…