Пощечина
Шрифт:
Рис спустил воду и повернулся. Он улыбался.
— Ты омерзителен.
Не отвечая ей, он почесал яйца. Она вытолкала его из ванной. Ей хотелось встать под теплую воду, хотелось побыть одной. Она залезла под душ и долго нежилась. После почувствовала себя лучше. Снова почувствовала себя самой собой.
Этим утром им обоим следовало быть в студии, но Рис поехал на машине, а она — на трамвае. Она предпочитала общественный транспорт, потому что это давало ей возможность почитать, сделать записи или просто подумать. Рис заявлял, что теперь трамваи и поезда не для него: он стал слишком узнаваем. Она считала, что он просто выпендривается. Конечно, внимание парочки хихикающих школьниц — не большое удовольствие, однако роскошный гардероб его сериального героя не имел ничего общего с его собственным спортивным стилем, и если учесть, что при этом он всегда надевал большие темные очки и спортивную шапочку с надписью «Бомбардиры» [35] ,
35
«Бомбардиры» (Bombers) — прозвище австралийского футбольного клуба «Эссендон» (Essendon).
Гомики гребаные, продюсеры сраные. Она не очень-то жаждала попасть на утреннее совещание. За последний месяц стиль ее письма стал цветистым, нарочито напыщенным и в то же время ироничным и критичным. В ее новом сценарии молодая девушка цитирует поэта и рок-певца Верлена [36] . Но совещание обещало быть напряженным не поэтому. Продюсеры и телекомпания в целом поздравляли друг друга с тем, что в сюжет сериала, идущего ранним вечером, удалось вставить линию, поднимавшую проблему кровосмешения. Мы проявили «смелость», «ответственность перед обществом», нахваливали они себя. Анук не питала иллюзий относительно того, что они делают. По сути, это была вариация неоднократно использованной темы насилия над детьми, вскользь затрагивавшая проблему сексуальной эксплуатации ребенка. Жертва и ее отец были второстепенными персонажами, только что поселившимися по соседству с семьей главных героев. Таким образом, если б рекламодатели выразили протест, эту парочку можно было бы легко выбросить из сериала без особого ущерба для основной сюжетной линии. Хотя никто не возражал. Им «удается творить со вкусом», как любил повторять исполнительный продюсер. Впервые услышав это, Анук расхохоталась. Один из сценаристов, Джонни, рассказал ей об одной своей приятельнице из Голливуда, занятой в создании сериала о Второй мировой войне. По электронной почте она прислала Джонни секретный циркуляр, распространенный среди сценаристов. Одно предложение было выделено: «Все сцены в газовых камерах должны быть исполнены со вкусом, они не должны оскорблять чувства зрителей». Анук прикрепила копию циркуляра дома над письменным столом. Если когда-либо у нее возникнет ложное впечатление, что она сделала блестящую карьеру или, того хуже, что у нее важная работа, одного взгляда на циркуляр будет достаточно, чтобы она быстро спустилась с небес на землю. Из сумки, которую она поставила между собой и сидящим рядом благодушным стариком, Анук достала свой последний сценарий и стала читать. Она улыбнулась про себя. Пожалуй, сегодня утром ее захотят растерзать на кусочки.
36
Том Верлен (Томас Миллер), род. в 1949 г. — американский певец, поэт-песенник, гитарист.
Мнимую жертву она вывела лживой стервой с садистскими наклонностями. Местом действия был выбран школьный коридор, где пятнадцатилетняя девочка попросила своего симпатягу учителя поцеловать ее. Когда шокированный учитель отказался выполнить ее просьбу, девочка пригрозила ему неприятностями. Вот в чем дело. Раздражающая сцена, призванная взбудоражить зрителя и сделать сюжет более интересным. Тем более что слащавая благовоспитанность девочки уже сидела у нее в печенках. И вообще сериал изобиловал цветущими грудастыми блондинками, отчего Анук чувствовала себя аморальной развратницей: ей хотелось с ними переспать. Она опять улыбнулась. Он точно ее убьет.
Он орал на нее минут десять. Она не перебивала, просто презрительно усмехалась на протяжении всей тирады, зная, что такое поведение разъярит его еще больше. Другие сценаристы старались не встречаться с ней взглядом, не пытались выразить свою поддержку, что ее вовсе не удивляло и не обижало. Это — коммерческое телевидение: после в пабе они все снова будут общаться с ней как добрые друзья. Ее сценарий полетел в урну. Он сказал, что не заплатит ей за него.
Тут уж она не сдержалась:
— Заплатить-то придется.
— Черта с два, тупая стерва. За это говно не получишь ни цента.
Она и глазом не моргнула: на австралийском телевидении смердело, как в общественной раздевалке.
— Если не заплатишь, жирный козел, я закрою этот проект, и бабки рекламодателей поносом польются из твоей толстой задницы.
Она блефовала.
— Тебе придется переписать сценарий, но за это ты не получишь ни доллара. Переписанный сценарий представишь завтра утром. Ясно, лапочка?
— На завтра у меня запланированы другие дела, лапочка. Ядолжна посоветоваться с Рисом.
Обычно на работе она избегала всяких разговоров о своих отношениях с Рисом. Их роман получил огласку всего несколько месяцев назад. Теперь о нем знали все, но свою личную жизнь она ни с кем на студии не обсуждала. Правда, продюсер, как она подозревала, положил глаз на Риса. Как уж тут его не подколоть?
— Я попрошу его принести сценарий.
Она встречалась с Айшей в баре, находившемся на другой стороне площади Федерации. На место встречи она прибыла раньше назначенного времени. Пока ждала подругу, курила. Рука у нее дрожала. С совещания она вышла в приподнятом настроении. Там она ни разу не сорвалась, тем самым заставив этого ублюдка продюсера усомниться в своем авторитете, ведь ему не удалось ее запугать. После коллеги поодиночке украдкой подходили к ней и поздравляли с тем, что она дала ему отпор. Но чувство торжества скоро рассеялось. Она продемонстрировала браваду, а не смелость. Вот если бы она сказала ему все, что думает о нем на самом деле: что он ленив, невоспитан, некомпетентен, что она презирает тупой сериал, который они снимают. Рука ее дрожала потому, что она, в очередной раз, не сумела побороть собственную слабость. Она провела пальцем по спиралевидному браслету из меди и серебра, который она купила в городке недалеко от Сплита, когда работала с хорватами над их версией этой «мыльной оперы». Глянула на свои красивые кожаные босоножки: она купила их в Милане, куда ездила на выходные из Загреба. Она знала: то, что она пишет, — полный идиотизм и детский лепет. Знала, что своей писаниной насаждает глупость по всему миру. Но ей нравились ее туфли, драгоценности и квартира в Мельбурне с видом на залив. Нравились деньги. И сегодня вечером, вместо того чтобы работать над своей книгой, она будет переписывать сценарий. И хорошие парни будут ходить в белых шляпах, а плохие — в черных. Она позвонила своему врачу и записалась на прием утром следующего дня. Позвонила в библиотеку, попросила, чтоб ей разрешили оставить книги еще на некоторое время. Когда пришла Айша, она пила уже второй бокал мартини.
— Как все прошло?
— Ненавижу свою работу.
— Но любишь получать за нее деньги.
Айша направилась к бару, чтобы заказать бокал белого вина, а Анук рассмеялась про себя. Ей нравилось дружить с этой женщиной, ведь они так хорошо знали друг друга. Они стали подругами задолго до того, как Анук добилась успеха, обрела уверенность в себе. Айша была рядом с ней с самого начала, еще тогда, когда Анук была нескладной евреечкой в заляпанном блевотиной узковатом для нее красном платье на школьном балу.
Айша вернулась с бокалом вина и села к ней за столик.
— И все равно работу свою я ненавижу.
— Рози с Гэри обратились в полицию.
С минуту Анук не могла понять, о чем говорит ее подруга. Потом со стоном вспомнила инцидент на барбекю.
— Черт возьми, ты шутишь, конечно?
— Гарри ударил ребенка.
— Ему медаль надо повесить.
— Хьюго — ребенок, Анук.
— Он — чудовище. Терпеть его не могу.
Айша в изумлении смотрела на Анук. Та сделала глубокий вдох. Она не хотела спорить, но, когда речь заходила о Рози, спор всегда был неизбежен. Они втроем дружили еще со школы, когда жили в Перте, но это была неравная дружба. Айша любила обеих, но Анук с Рози давно уже не находили времени друг для друга. Хотя Рози ни за что не признала бы это. Она всегда закрывала глаза на мрачные стороны своей жизни. Умышленно замечала только все светлое, доброе, позитивное. Такая тактика позволяла ей не задумываться о том, что, возможно, в ней самой кроется нечто зловредное и жестокое; она всегда воспринимала себя как жертву. Анук подумала о грубоватом здоровяке Гарри, ударившем Хьюго на вечеринке. О нем она почти ничего не знала, но на вид он был вполне порядочный человек, наверняка нестерпимо скучный, но благодушный буржуа, хотя сохранилось в нем что-то и от агрессивного работяги-самца. Но, во всяком случае, на мужчину он был больше похож, чем Гэри. Анук нравилась и очаровательная непретенциозная жена Гарри, нравился его симпатичный сынишка. Чувствовалось, что Гарри доволен жизнью. И теперь вот ее бестолковая подруга, вне сомнения подстрекаемая своим мстительным мужем-алкоголиком, намерена разрушить эту его жизнь. Анук медленно выдохнула, ожидая, когда заговорит Айша.
— Гектор на меня злится. Считает, что я предаю его кузена.
— Почему? Что ты сделала?
— Порой из него так и прет грек.
— Не увиливай от ответа.
— Рози просит, чтобы я дала показания против Гарри.
Анук взорвалась. Словно все треволнения, пережитые за день, пришли в столкновение и вылились в ее презрение к Рози. И не только. Она была в ярости, что ее добрая, умная подруга совершает непоправимую ошибку в угоду ханжеской прихоти бесхарактерной Рози.