Шрифт:
– Экстра! Экстра! – изо дня в день, оглушительно кричали ребята, продававши экстренные выпуски газет. Газеты расхватывали сразу. Печать подняла необычайны! шум. Такой шум в печати обыкновенно бывает во время выборов президента. Но сейчас выборов не предвиделось.
Готовился матч между чемпионом тяжелой веса Джимми Бернсом и негром Джеком Моррисоном.
Мистер Берне богат. Он владеет громадной фермой, и во многих городах у него свои пивные, на стенах висят его портреты. Мистер Берне – стопроцентный американец. Он – кумир золотой молодежи и публики из Ку-клукс-клана. Вот уже семь лет как Джимми Берне носит почетное звание
Когда он, пригнувшись, выбрасывает рывком свою «левую», вкладывая в удар вес всего своего тела (двести сорок американских фунтов), падает лошадь и встает не сразу.
Многие просто боялись этого «тарана» и потому избегали встречи с Бернсом.
Джек Моррисон начал свою карьеру, как и большинство негров, чернорабочим. На путь профессионала-боксера его толкнул дядя Боб. Дядя Боб из тех рядовых боксеров, которых называют мешком для ударов. В качестве «мешка» он и служил у известного боксера мистера Кеннеди.
Между матчами Кеннеди разъезжал с ним по провинции и на эстрадных площадках демонстрировал свою технику и ловкость. В этих представлениях Боб должен был еще соответствующими гримасами вызывать у публики смех. Изображая нокаут, Боб должен был смешно дрыгать ногами и корчить рожи. Иногда удар бывал настолько сильным, что Бобу притворяться не приходилось – все получалось естественно. От этих шуток и затрещин у Боба безобразно опухли уши и губы, нос был расплющен, и один вид его вызывал смех. Джек любил своего добродушного дядю, и ему было горько и стыдно за него.
– Зачем ты так унижаешься? – спрашивал его Джек.
– Хозяин требует, – отвечал Боб.
– Но ведь он изуродовал тебя на всю жизнь!
– Хозяину так нравится, – твердил Боб.
– А ты не позволяй ему, – возмущался Джек.
– Не позволяй, – усмехнулся Боб. – Легко сказать… А что будут есть мои дети?
Накормить пять ртов – не такое простое дело. Конечно, служить для хозяина «мешком», и массировать его, и быть на побегушках… туговато… Но все же я, как-никак, получаю больше твоего и надеюсь, что ты со временем займешь мое место.
Дядя настаивал на том, чтобы Джек стал боксером.
– Я хоть и не знаменитость, – говорил он, – но у меня верный глаз. Из тебя может выйти первоклассный тяжеловес и, кто знает, может быть, чемпион мира.
Дядя усердно обучал племянника технике бокса. Джек со страстью изучал это дело и тренировался с товарищами неграми.
Через два года мистер Кеннеди уволил Боба. У негра оказался поврежденным глаз.
– Теперь я должен представить тебя мистеру Кеннеди, – грустно сказал дядя. – Я уже инвалид…
– Ладно. Ты только не грусти. Я тебе буду помогать, а мистер Кеннеди, надеюсь, останется мною доволен, – усмехнулся Джек. – Дай бог! – прошептал Боб, не замечая усмешки
Джек был принят на службу вместо старого Боба.
Но мистер Кеннеди остался весьма недоволен Джеком. При первой же встрече с ним да эстраде, в присутствии многочисленной публики, он был нокаутирован своим слугой на третьем раунде. Это было так неожиданно, что публика остолбенела от изумления. Ей было не до смеха. Мистер Кеннеди, придя в себя, первым долгом уволил Джека. Но слух о поражении дошел до спортивных кругов, да и не только до спортивных… Дядя Боб оказался прав. Племянник оправдал его надежды. Джек в небывало короткое время добрался до первоклассных боксеров и развенчивал их одного за другим. И спортивные организаторы и организации матчей, чтобы пресечь триумфальное шествие негра, вызывали чемпионов разных стран и даже из Австралии.
Но всех постигала одна и та же участь. В конце концов все козни, все уловки оказались бессильными. И теперь абсолютному чемпиону мира предстояло спасти честь «белой общественности» от посягательства чернокожих на гордое звание чемпиона. Он – последняя «белая надежда»… Джимми Берне охотно взялся за это «общественное» дело, тем более что за этот выход на ринг он получал семьдесят пять тысяч долларов.
Оставалось два месяца до матча. У чемпиона мира был большой штат помощников, среди которых имелись первоклассные боксеры. Чемпион периодически делал пробежку на десять миль. Левый таран его попрежнему валил с ног коня.
Кто знает, может, и негра ожидает такая же участь. По крайней мере реакционная печать очень прозрачно намекает на это. И печать шумит, шумит…
– Экстра! Экстра!
Экстренные листки выпускались и днем и ночью, отмечая малейшие подробности тренировки боксеров. Споры и дискуссии переносились из спортивных клубов, пивных и кафе в школы и университеты. Спорили до хрипоты. Чемпиону мира посвящались передовицы газет. Его снимали в разных позах и целиком и по частям: дельтовидные мышцы, спинные мускулы, прямые, косые удары и, конечно, таран.
– Экстра! Экстра!
О матче кричали кино, театры, клубы, эстрады. Кричали электрические рекламы, вспыхивающие по вечерам над небоскребами. Шум разрастался, как пламя пожара, раздуваемого ветром. И этот шум заглушал ту отчаянную борьбу, которую вот уже несколько месяцев в одном из центральных штатов вели бастующие шахтеры против предпринимателей. Шахтеры, почти безоружные, разбили отряд штрейкбрехеров и отнятым оружием (а частью кое-где добытым) удачно отбивали атаки национальной гвардии, пришедшей на смену штрейкбрехерам. Среди шахтеров было много бывших солдат, воевавших во время первой мировой войны в «Старой Европе», и этим объяснялась столь крепкая организация их вооруженных сил. Но об этом газеты молчали.
Существо забастовки, если судить по скупым заметкам в печати, оказывалось не в борьбе шахтеров за существование, а в злостном вымогательстве – дескать, в своих шкурных интересах шахтеры оставили на зиму без топлива бедные семьи: нет сомненья, что в этой борьбе подозрительную роль играют рабочие-эмигранты и негры. Ведь для них Соединенные штаты – не родина. Гнать надо таких рабочих из Штатов, а американцев, действующих с ними заодно, – судить за измену.
А в это время регулярная армия коварно расстреляла из орудий палатки, в которых расположились лагерем семьи бастующих шахтеров. Десятки трупов мужчин, женщин и детей.