Поселок на озере
Шрифт:
Тропинка оканчивалась перед двумя елками, лежащими рядом. Корни их, залепленные глинистой почвой, образовали что-то вроде земляных ворот.
— Здесь! — шепнул Урхату и ткнул пальцем в проход между елками.
Там, на снежном сугробе, покрывавшем нижние ветки елей, виднелось круглое, желтое от дыхания медведя пятно.
Тут же сбоку был лаз, сделанный медведем.
Урхату поставил братьев здесь и велел ждать, а сам пошел к другому лазу, чтобы оттуда пугать медведя.
Уоми приготовил рогатину. Воткнул один конец в снег,
Прошло минуты две, показавшиеся Уоми вечностью. Вдруг рявкнул зверь. Урхату пугал медведя, стукая по корням тяжелой рогатиной. Что-то глухо охнуло в глубине берлоги, и прямо против Уоми показалась медвежья голова.
Уоми готовился нанести удар рогатиной, но медведь попятился и скрылся в берлоге. И вдруг послышался отчаянный крик Урхату. Слышна была какая-то возня, трещали сучья, рычал медведь, и дико голосил Урхату.
Уоми бросил рогатину, выхватил копье у Тэкту и бросился на выручку. Урхату лежал опрокинутый навзничь, а на него навалился рассвирепевший хозяин леса. Окровавленная и переломленная рогатина валялась тут же на снегу.
Медведь яростно драл когтями опрокинутого наземь врага и, казалось, ничего не замечал, кроме поверженного Урхату. Уоми подбежал к зверю вплотную и с размаху всадил в него копье. Удар был настолько силен, что дубовое копье глубоко вошло в тело. Зверь рванулся с такой силой, что копье переломилось. Медведь ухватился за обломанное древко обеими лапами, как бы стараясь вытащить его из раны.
Уоми отпрянул в сторону и сунул руку в сумку, чтобы вынуть кинжал.
Кинжала не было…
Уоми был беззащитен перед разъяренным и раненым зверем!
Но медведь не бросился на Уоми. Он нагнул голову и вдруг стал падать и навалился всей тушей на лежащего под ним Урхату. Кровь хлынула из его пасти и залила голову старика.
В это время подоспел Тэкту и ткнул медведя рогатиной. Этот удар был уже лишним: копье Уоми и без того пробило медведю сердце.
Еще несколько судорог, и медведь высунул язык и затих.
— Пей кровь, Тэкту! Пей, пока горяча. Твой удар!
— Нет, — сказал Тэкту. — Твое копье убило. Твое копье — твоя кровь!
Уоми нагнулся, смочил кровью ладони и облизал языком.
В это время раненый стал громко стонать. Братья принялись тащить медведя, чтобы освободить лежащего под ним Урхату. Туша была тяжела. Охотникам пришлось напрячь все силы, чтобы сдвинуть в сторону грузного зверя.
Вид истерзанного Урхату заставил их содрогнуться. Медведь когтями содрал кожу с затылка и темени и надвинул этот кровавый скальп на лоб и глаза охотника до самой переносицы. Шуба на груди была также изорвана медвежьими когтями, и несколько глубоких царапин шли наискось через грудь.
Тэкту ладонями приподнял
Жалобный стон вырвался из груди Урхату. Он был еще жив, несмотря на страшные раны. Потеря крови лишала его сил. Пушистым снегом засыпал Уоми рваные раны на груди. Урхату умолк, тяжело дышал и морщился от боли.
— Языком! Языком надо! — прохрипел он.
Тэкту стал лизать рану.
— Пусти! — сказал Уоми, отстраняя брата. — Дай и мне!
Он опустился на колени и начал зализывать глубокие царапины, выправляя скомканную кожу ссадин. Он лизал человечью и звериную кровь, которые смешались. Силы зверя и могучего человека переходили в его нутро.
Оба живы
Сзади затрещали кусты. Сквозь темные стволы деревьев показалась толпа бегущих людей. Впереди всех был Карась, за ним бородатые дядья Уоми, а дальше вооруженная чем попало молодежь.
— Жив Уоми? — крикнул Карась, издали махая руками.
— Уоми жив! А вот Урхату…
Толпа, ахая и задыхаясь, окружила место недавней схватки. Все с ужасом глядели на залитые кровью тела мертвого медведя и раненого Урхату.
— Кто убил? — спросил Карась.
— Уоми, — ответил Тэкту. — Урхату был под медведем.
— Ну, ему-то поделом! — с сердцем сказал Карась.
И тут все наперерыв стали рассказывать все, что знали о кознях Урхату и Пижму. История с кинжалом и колдовством Рефы была рассказана с особенным негодованием.
Тут было покушение на жизнь и подлое воровство, а воровство в общине Ку-Пио-Су было почти неслыханным поступком.
Карась вынул из сумки бронзовый кинжал и гневно замахнулся им на Урхату.
— На, возьми, Уоми! — сказал он. — Сам убей его.
Уоми взял нож и молча поглядел на Урхату.
— Убей! — прохрипел Урхату.
Уоми посмотрел на Урхату почти с жалостью:
— Нет, Уоми не тронет Урхату. Уоми с ним породнился: он только что лизал его кровь. Теперь Уоми не станет ее проливать. Дабу сам наказал Урхату. Не медведь повалил его, повалил Дабу.
Урхату глядел с изумлением на врага, который не хотел ему мстить.
— Кто научил тебя? — сурово спросил его Карась.
— Пижму, — глухо сказал Урхату.
Люди стояли кругом тесным кольцом. Урхату зажмурился, чтобы не видеть столько враждебных глаз, которые казнили его позором.
— Отнесем Урхату в Большую Щель, — сказал Карась, — пусть там умирает. От медвежьих когтей раны не заживают.
— Убей… — едва слышно прошептал Урхату, взглянув на Уоми, и опять закрыл веки: он слабел с каждой минутой.
Охотники тихо совещались, как лучше нести. Карась говорил: надо сначала идти к реке, а там уж он знает дорогу.
Молодежь наскоро сделала носилки. С трудом положили на них тяжелого Урхату, и печальное шествие молча тронулось в путь.
— Уоми, — сказал Тэкту, — возьмем у него когти!