Поселок на озере

Покровский Сергей Викторович

Здесь он приказал остановиться товарищам Уоми, а его взял за руку и повел за собой.

Ворожба

Ойху привел Уоми на самый конец Мыса. Уоми робко разглядывал странное место, на котором они находились.

Мыс Идолов был частью твердого гранитного ложа ледника. Это был слабо покатый гранитный спуск, гладко отполированный тяжелым утюгом ледника. Скала выпукло спускалась в воду, как лоб черепа спускается к глазницам.

Озерные воды, шипя, набегали на него косыми рядами и сердито

брызгали на гранит клочьями белой пены.

Таких больших волн Уоми еще не приходилось никогда видеть. На Рыбном Озере не бывало ничего подобного и в самый сильный ветер.

Ойху поставил Уоми так, что луна очутилась у него справа и немного сзади:

— Смотри! Смотри лучше!

Он ткнул пальцем вниз, на гладкую поверхность гранита. И тут только Уоми заметил то, на что раньше не обращал внимания.

Вся гладкая полировка скалы была покрыта странными изображениями, выбитыми в граните. Тени от косых лунных лучей создавали резкие контуры их с одной стороны, в то время как противоположная почти сливалась с освещенным красноватым фоном.

Среди них видны были фигуры каких-то птиц с длинными шеями.

Почти под самыми ногами Уоми можно было различить отпечатки огромных ступней, которые шли вереницей, начиная от того места, где стоял Ойху, до самого края берега, залитого брызгами волн.

— Тут «Он» выходит из воды, — сказал Ойху.

Колдун повел Уоми по каменным следам. Через несколько шагов они остановились перед огромной фигурой, выдолбленной в скале. У нее был вид голого человека, стоящего на одной ноге, притом так, что ступня ее совпадала с последним, самым крупным следом.

— «Он» тут, — сказал колдун. — Здесь стоит. Это его тень.

Уоми со страхом разглядывал эту удивительную фигуру. Длина ее намного превышала человеческий рост.

— Зажмурься! — приказал Ойху.

Едва только он это сделал, как легкое веяние пахнуло ему в лицо и пошевелило пряди его волос. Раздался глухой длительный свистящий звук со стороны фигуры и стоящего рядом с ней колдуна.

Уоми вздрогнул и открыл глаза. Колдун стоял с поднятым над головой бубном.

Ойху опустил бубен и спросил шепотом:

— Слышал?

— Слышал, — прошептал Уоми.

Колдун велел посмотреть вокруг. Теперь Уоми ясно различал вырезанные в камне изображения. Шагая вслед за Ойху, Уоми вглядывался в них с каким-то тревожным любопытством. Больше всего встречались тут птицы с лебедиными шеями.

— Куррумба, — сказал Ойху. — Лебеди. Тут они садятся весной.

Держа за руку Уоми, Ойху обвел его по всей площадке, покрытой странными изображениями. Затем они вернулись опять к изображению духа, стоящего на одной ноге, от которого они начали обход.

Колдун поставил своего спутника рядом с изображением и опять велел зажмуриться. Едва только Уоми это сделал, как ясно почувствовал, что в щеку ему пахнуло холодом. Колдун забормотал потихоньку странные слова и стал ходить вокруг. По временам опять слышалось странное жужжанье, и легкое дуновение касалось лица Уоми.

Бормотанье

раздавалось все громче и громче. По временам оно прерывалось странным жужжаньем, а за ним следовало холодное дыхание. Уоми заметил, что дуло всегда с той стороны, где в этот момент находился Ойху. Наконец он не выдержал и незаметно приоткрыл веки. Сквозь полузакрытые ресницы он увидел, что жужжание производит сам Ойху, крутя по коже бубна согнутым пальцем. Пожужжав, колдун махал бубном, и Уоми чувствовал то самое дуновение, которое до того было ему непонятно.

Уоми немного успокоился.

Между тем колдун вертелся все быстрее и быстрее. Теперь он не только жужжал, но и постукивал по бубну, а бормотание его делалось все громче.

По временам колдун испускал какие-то глухие стоны и снова принимался бормотать. Уоми удивляло, что в этом бормотании ничего нельзя было разобрать.

Танец перешел в какое-то безумное беснование. Ойху кричал, кривлялся, дико вращал глазами, размахивал бубном и вдруг подбежал к самой воде и кинул его назад через собственную голову. Бубен, прыгая, покатился по камням и упал набок возле какой-то фигуры. В то же время колдун завопил страшным голосом и упал навзничь.

Уоми вскочил и в ужасе глядел на упавшего. Некоторое время Ойху лежал как мертвый, с остановившимся, бессмысленным взглядом. Потом повернулся, приподнялся на локте и сел на землю. Несколько раз он глубоко вздохнул, набирая в легкие воздух.

Наконец он поднялся и вытер руками мокрое от пота лицо.

— Дай руку, — сказал Ойху.

Они двинулись вместе. Бубен нашли возле изображения мужчины, который догоняет женщину.

Ойху обошел три раза вокруг бубна, поднял его с необыкновенной торжественностью.

— Смотри, — сказал он, указывая на вырезанные в граните фигуры. — Это тень Уоми поймала свою невесту. Завтра Уоми возьмет девушку, которая ему снилась. — Он посмотрел строго на покрасневшего, как мак, Уоми. — Солнце взойдет на небесную гору. В самый полдень Уоми придет к этим соснам. Один, без людей. Тут будет ждать мальчик. Он покажет Уоми дорогу.

Колдун лукаво посмотрел на Уоми и вдруг прибавил самым обыкновенным тоном:

— Ну, давай нож! Ойху хорошо наворожил.

Уоми сунул руку за пазуху и уже нащупал рукоять, но в это время снова заметил такой жадный и хитрый взгляд колдуна, что невольно остановился. Он медленно вынул кинжал, лезвие которого блеснуло в лунном свете, и поглядел на Ойху.

— Уоми отдаст нож, — сказал он, — как только получит невесту.

Кунья

В эту ночь в шалаше Гунды спала только одна Ная.

Гунда ворочалась с боку на бок и по временам тяжело вздыхала. Ее тело лежало здесь, а душа была там, куда ушел Уоми.

Кунья сидела на охапке мягкой травы. Глаза ее были открыты, и сна не было в них.

К утру Гунда забылась тяжелым сном.

Как только над озером брызнули первые лучи рассвета, Кунья неслышно поднялась и вышла из шалаша.