Поселок Тополи
Шрифт:
Стелла совсем загрустила. Об этом осложнении она и не подумала.
— Ой, неужели носить ведрами из колодца, от деда Таннера, как в прошлом году?
— Очень возможно, что и придется. Поносишь, не принцесса.
В прошлом году это было ужасно. Таскать ведра в гору было так тяжело, такая трудная работа, и казалось, конца ей не будет. Стелла совсем приуныла.
— Пробку из ванны лучше не вынимать?
— Правильно, — сказал отец, — Надо беречь каждую каплю, все меньше будет таскать. Брось-ка мне тряпки. Принимаемся за уборку.
Миссис
— Придется вынести их наружу. Хоть бы высохли поскорее! Хорошо хоть, день жаркий. На что-нибудь и жара пригодится. Вот несчастье, честное слово!
— Просто свинство, — поддакнул мистер Бакингем.
Никто не мог отнестись к этому происшествию легко — очень уж было рано.
— Вот не знаю, может, накачать баки из ручья, если только этот злосчастный насос работает. С ним никогда не знаешь… А где Жюли?.. Жюли!
Стиви вышел из своей комнаты, осторожно ступая и протирая кулаками глаза.
— Это что? Откуда столько воды? Что ли, пошел дождь?
— Стиви, — сказала мать, — позови-ка Жюли. Наверно, она на улице. Да захвати там два ведра. Ужас какой-то! И так жарко! Просто не знаю, как и приступиться к этому потопу.
— Вот дрянь! — воскликнул мистер Бакингем. — Она еще тут кораблики пускала. Ох и попадет ей на этот раз!
— Она мне говорила, — сказала Стелла, — а я думала, это мне снится.
— Говорила? И ты пропустила мимо ушей? Ну, знаешь ли…
— Я еще спала, папа… Я не могла…
Вернулся Стиви с ведрами. Он все еще до конца не проснулся.
— Я не нашел Жюли. Она не откликается.
— Где-нибудь прячется. Ты обуйся, сынок, и поди поищи ее. Далеко она не могла уйти. Знает, отлично знает, что провинилась. Дрянцо этакое…
— Папа, — сказал Стиви неуверенно, — по-моему, пахнет дымом.
— Дымом? Каким еще дымом?
— Я не знаю.
— Стиви, — сказала мать, — тебе дали поручение — найти Жюли. Пойди оденься и сделай это. И ты помоги ему, Стелла.
— Странно, — сказал, мистер Бакингем, — мне тоже показалось, что пахнет дымом. А ты его не видел, сынок?
Стиви покачал головой.
— И по-моему, пахнет, — сказала Стелла. — Как в прошлом году, когда пожарники палили лес у Джорджей.
Наступило молчание. Все четверо — мужчина и мальчик, женщина и девочка — стояли в воде замерев, и никому не хотелось продолжать этот разговор, Стиви, между прочим, потому, что он вообще не понимал, о чем речь. В каждом из них было что-то от страуса: о том, чего не видишь, можно не волноваться.
— Надо браться за уборку, — сказала миссис Бакингем, — а то мы и в полдень не выедем.
— Да, да, сейчас, — сказал ее муж.
Он протопал по воде в кухню, а оттуда на заднее крыльцо. Он был вполне готов к тому, что увидит на небе дым, однако ничего не увидел. Небо, пожалуй, не такое ясное, как должно бы быть, но это, наверно, от ветра, от пыли. Горячий ветер стегнул его по лицу как хлыстом, громко загудел в высоких деревьях. Мистер Бакингем оглянулся: за ним стояла Стелла.
—
…Джорджи обирали малину, продвигаясь между длинными рядами кустов, которые гнулись и мотались на ветру, уже ослабевшие, с вянущими листьями.
Все трое Джорджей были здесь — отец, сын Джон и дочь Лорна, — в поту и в пыли, с руками, кровавыми от мякоти переспелых ягод, которые от малейшего прикосновения превращались в кисель. Они пришли сюда с первыми лучами зари — не потому, что любили рассветы, а чтобы спасти то, что еще оставалось от урожая, до того как солнце высосет из него все соки. Но в сущности, это уже произошло. Урожай был нищенский, бубнил себе под нос старик Джордж. Человек работает как проклятый, а результат? Ветер как из пекла в половине шестого утра да недотепа-сын, у которого одно в голове — вскочить на мотоцикл и гнать в город, недотепа-сын, для которого всякие героические подвиги и запах дыма важнее, чем вид малины, гибнущей на кустах: учует дым — и уже рвется со сворки, все равно как собака, когда учует лисицу.
— Брось ты мне рассказывать про этот дым! — прохрипел старик Джордж. — Если где и горит, пусть другие тушат. У нас своих забот хватает.
Джон держался иного мнения. Ограниченность и корыстолюбие отца бесили его.
— Если где горит, — возразил он, — мое место с ребятами. Это мой долг: я бригадир. Что они подумают, если бригадир не явится?
— А мне плевать, что они подумают! Твое место здесь, при мне. Твой долг — вот эта ферма. В такую жару ты прежде всего фермер. Это твой хлеб насущный. Это, а не борьба с пожарами…
Вчера сто один градус в тени, позавчера — девяносто девять, а перед тем девяносто семь, этого никакая малина не выдержит, разве что по оврагам, где влаги больше и перегной глубже. У Джорджей малина росла на открытом месте, на покатом склоне холма: овраги они использовали так долго, что малина там больше не желала расти — в почве завелась какая-то болезнь и кусты погибали. Так случалось у всех, но старик Джордж и в этом видел личную обиду, нанесенную ему судьбой. Будь малина в овраге, она бы уцелела.
— Тебя не вызывали, — проворчал он. — Никого не вызывали.
— Разве отсюда телефон услышишь? Может, и вызывали.
— Сирену-то услышали бы. А сирены не было.
— И это неизвестно, — сказал Джон, чувствуя себя преступником. — При таком ветре звук могло отнести.
Старик повернулся к дочери:
— Ты сирену слышала?
Лорна ничего не слышала и вынуждена была это признать, хотя всей душой сочувствовала брату.
— Вот видишь, — сказал отец. — У нее уши самые из нас молодые, а она тоже не слышала. Не дым это вовсе, а жара, просто жара. Сок в деревьях закипает.