Поселок

Не успели. Скорее всего из-за того что замялся Селедкин. Тощеногий очкарик должен был резать проволоку второго оцепления и, судя по всему, облажался, теоретик хренов. Или это Егор Корявый опоздал с отключением электричества? Хотя, как он мог-то? Он же не из этих, не из вышек. Наш мужик: на заводе работал слесарем. Руки откуда надо растут, и голова

Впрочем, какая разница кто виноват? Ясно только одно – не успели. Патруль на Патриоте показался у ограждения точно по графику и выхватил фарами скрюченную фигуру Селедкина. Зашуршал песок под застывшими шинами; машина чуть вильнула влево, и тут же затарахтели выстрелы.

Селедкина срезали первой же очередью. Очкарика отбросило от ограды на несколько метров, но шакалов охраны эта победа не успокоила.

Взревела сирена тревоги. Спящий коттеджный поселок утонул в свистопляске огней, фонарей, прожекторов.

– Твою ж Арабеллу, Блад! – культурно выразился Пират. Он солдатом-срочником вжался в свежевспаханную землю рядом со мною. Ноги вместе, руки узким упором. Глаза безумные.

– Твою ж Арабеллу… – повторил он.

За нашими спинами завыли «ревуны», поднимая охрану первого оцепления и закрывая нам дорогу обратно. Все, братцы, приплыли.

– За мной, – я извернулся змеей и пополз вперед. Там, в Поселке, у нас шанс еще был. Позади верная смерть. Лаз наш найдут быстро, и церемониться, если сунемся, не станут. Светопреставление над забором сразу выявило «слепую зону» и по счастью она черной, зловещей аркой приютилась метрах в ста левее от прорезанной Селедкиным дыры. На месте охраны я бы избегал подобных темных пятен. Но я, к сожалению, не на их месте.

Меня ожгла лукавая мысль: а если собак пустят? Ежкина медь!

Я припустил в темпе, настолько, насколько позволяли армейские навыки движения «по-пластунски». За мною сопели остальные. Все, кроме Анатолия Владимировича. Но я на него и не рассчитывал. Делать мне больше нечего, кроме как всяких интеллигентишек упрашивать

Хотя я никак не ожидал, что охрана начнет стрелять без предупреждения. Раньше всегда расходились полюбовно, без шума и пыли. Если вдруг и ловили кого из наших, так завсегда можно было отделаться небольшой по новым меркам денежкой.

А сегодня как с цепи сорвались. Комиссия у них была, что ли?

За мною сопели Машка, Пират и Сева Якушев – все люди надежные, с опытом. С ними прорвемся. А Анатолия и Селедкина я сразу брать не хотел. Тоже мне, Достоевские. Твари дрожащие, но правА имеющие. Но ведь все равно с нами, с «быдлом обыкновенным», за оцепление лазают.

– Сдавайтесь и выходите с поднятыми руками! – протрещал мегафон охраны. По полю заметались прожекторы, пока, наконец, не выхватили Анатолия Владимировича. Тот, трагично одинокий в пятне белого свете, с трудом поднялся на ноги, стянул с седой головы видавшую виды лыжную шапочку с синим помпоном и затравленно огляделся.

– Стой на месте! Руки на виду держи, сука! – менее официально прорычал мегафон. Сквозь дыру в заборе к Владимировичу ринулось две крупные фигуры. В касках, с автоматами. Все как в кино.

Из глубины Поселка завыли собаки. Все, вот теперь уж точно приехали.

У забора мы оказались быстрее, чем я думал. Страх делает чудеса с человеческим организмом. Первой ко второму кордону «пришла» Маша. Что бы там не говорили разные умники – а скрытый резерв в бабском теле куда как объемнее, чем у мужиков. Вон как чесанула. Даром что среди наших я один в армии служил. А она студентка. Училась в университете профсоюзов. Туда, правда, папики своих деточек сливают, по моему скромному разумению, но Машка не такая оказалась. Машка у нас с понятиями.

И с клещами-кусачками, что сейчас гораздо важнее.

Конец ознакомительного фрагмента.