Посейдон
Шрифт:
Грузовой трюм уже был пуст, а топливные бункеры заполнены лишь на одну треть, когда «Посейдон» благополучно вошел в предпоследний на пути к дому порт в Венесуэле. Здесь он должен был забрать новый груз и дозаправиться горючим. К несчастью, в Венесуэльском порту неожиданно началась так называемая «дикая», то есть несанкционированная профсоюзом, забастовка рабочих. Напрасно прождав тридцать шесть часов, «Посейдон» отчалил ни с чем — без груза в трюмах и не получив дополнительного топлива. Пароход торопился в Лиссабон, поскольку тридцатого декабря должен был выйти уже в следующий — новогодний — круиз.
Конечно, топлива кораблю хватало для
Ему следовало бы заполнить балластные корыта соленой морской водой. Но тогда по прибытии в Лиссабон потребовалось бы дополнительное время на очистку и промывку корыт, а это бы привело, в свою очередь, к сбою в графике круизов. В то время как «Посейдон» и так уже опаздывал на целые сутки…
Консорциум официально послал капитану телеграмму: «Действуйте по своему усмотрению, учитывая все сложившиеся обстоятельства». Однако в частном порядке засыпал его кодированными сообщениями, где давал понять, что своими действиями капитан может привести консорциум к финансовой катастрофе. Представьте себе, что пятьсот очередных пассажиров приехали в Лиссабон, чтобы совершить новогодний круиз, и, ожидая корабль, живут в гостиницах за счет консорциума. К тому же можно себе вообразить их недовольство, жалобы и так далее. В телеграммах капитану постоянно напоминали, что на его пути находится зона высокого давления. Следовательно, хорошая погода благоприятствовала судну и, похоже, не собиралась меняться. Капитан решил рискнуть. Это было его первое серьезное самостоятельное решение. И он поставил на карту все.
В Куракао, последнем порту перед Лиссабоном, капитан еще раз собрал и пересмотрел все сообщения о погоде. Они подтверждали, что область высокого давления на пути следования «Посейдона» продержится еще несколько дней. Следовательно, пароходу ничто не угрожало, и капитан решил отплывать.
Оказавшись в открытом море и встретившись с волнением неизвестной природы, капитан понял, что оказался в ловушке, выбраться из которой уже не представлялось возможным. А наполнять балластные корыта морской водой во время качки было бы равносильно самоубийству.
Тогда капитан принял все меры, готовясь к предстоящим испытаниям. Он велел задраить люки, натянул, где нужно, спасательные тросы, слил воду из плавательных бассейнов, назначил усиленные дежурства среди членов команды. В радиорубке постоянно следили, не надвигается ли на судно откуда-нибудь шторм. И это несмотря на положительные прогнозы от всех метеостанций. Капитан по своему опыту (пусть и небольшому, ограниченному плаванием по Средиземному морю) знал, что волнение на море может означать лишь одно. Где-то рядом, а может, и на пути судна, сильно штормит. А поскольку пока что нигде в шторм пароход не входил, значит, опасность ждет впереди. И теперь капитан думал только об этой неведомой буре, которую нужно обойти, чего бы то ему ни стоило.
В два часа пополудни ему принесли сводки с сейсмической станции на Азорских островах, и капитан успокоился. Оказывается, недалеко от курса «Посейдона» произошло незначительное подводное землетрясение. Оно было зарегистрировано на Азорских и Канарских островах. Вот что, оказывается, стало причиной волнения на море. Значит, никакого шторма не было и в ближайшее время не будет.
В подтверждение добрых вестей с «Посейдоном» связалось испанское грузовое
Поэтому капитан решил передать по радио несколько смягченную версию причин качки. В конце своего сообщения он успокоил пассажиров, пообещав им, что к вечеру все снова будет в полном порядке.
И действительно, после шести вечера «Посейдон» плыл уже по совершенно гладкой, как зеркало, морской поверхности. Капитан вздохнул с облегчением и отменил усиленную вахту. Он даже решил, что следовало бы младшему составу команды выйти к ужину в парадной бело-золотой форме. Правда, остальные члены команды пока что расслабляться не собирались. Да и сам капитан все еще чувствовал на сердце неясную тревогу. Но время шло, погода оставалась хорошей, и тогда капитан решил дать команду плыть полным ходом.
Каркас старого лайнера начал трястись и дребезжать, едва четыре его турбины, каждая из которых вращала винт в тридцать две тонны, заставили судно рвануться в сгущающуюся темноту со скоростью в тридцать один узел. Стаканы и бутылки с питьевой водой зазвенели на полках, все вещи на корабле снова пришли в движение.
Наступало время выходить к ужину, но многие из тех, кто страдал все утро и весь день, так и продолжали лежать в своих каютах. В половине девятого в зале главной столовой народу оказалось немногим больше, чем за обедом. Разумеется, члены Клуба крепких желудков Мэнни Роузена явились все. Не подвели и завсегдатаи «разношерстного» стола. Сейчас к ним присоединились и мистер Киренос с миссис Рого.
Линда Рого явилась, как всегда, наряженная, словно на важный светский прием. Сегодня она выбрала длинное белое шелковое платье, настолько плотно облегающее ее фигуру, что проступали даже очертания ее трусиков. По огромному вырезу можно было предположить, что в этом платье ей довелось выступать еще в те времена, когда она подавала надежды на киностудии. Мэнни Роузен, шокированный таким декольте, тихо шепнул на ухо своей супруге:
— Интересно, на чем они там держатся?
Линда была симпатичной женщиной, блондинкой-куколкой, с сильно накрашенным ротиком, отчего губы ее казались еще более пухлыми. Она даже чем-то напоминала Мэрилин Монро, но ей явно не хватало собственной яркости. Она постоянно хлопала длинными ресницами, чтобы привлечь внимание к своим по-детски голубым глазам. Вот только взгляд у нее оставался застывшим, ледяным и отталкивающим. Она в первый же вечер знакомства успела рассказать всем, что когда-то была восходящей и многообещающей звездой Голливуда, а затем выступала на Бродвее. Но ей пришлось бросить блестящую актерскую карьеру, так как она решила выйти замуж за мистера Рого.
— Мы очень рады, что вы все же смогли присоединиться к нам на ужине, миссис Рого, — встретил ее Фрэнк Скотт. — Без вас наш столик многое потерял.
Линда кокетливо склонила головку набок и проворковала:
— О, преподобный, вы и в самом деле так считаете? — Затем, повернувшись к мужу, она зашипела на него, но так, чтобы слова ее были слышны всем остальным за столиком: — Негодяй! А ты еще настаивал на том, чтобы я не ходила на ужин!
Рого поник, как это происходило всякий раз, когда жена начинала ругать его, и попытался оправдаться: