Пошищение на двойку
Шрифт:
Но вот ведь тянет меня в эту трясину. Сегодня опять влип. Вернее, не сегодня, а уже вчера, когда мне позвонил Серега Лыков с просьбой помочь какому-то его другу. Я тогда согласился поговорить с этим парнем, только чтобы Се-рега отвязался. Он же прилипчивый, как репей: если возьмет себе что-нибудь в голову, черта с два это оттуда выбьешь. А у меня и настроение еще было хреновое — опять со Светкой поругался. Хорошо, что хоть сегодня уже помирились, а то в прошлый раз целую неделю дулась.
Думал, ну встречусь с этим чуваком, ну поговорю. Пусть расскажет, что там у него приключилось. А я потом объясню
Ждать мне долго не пришлось, он приехал минут через пять, как я усадил Светку на поезд в сторону "Белорусской". Я даже соскучиться не успел. Сижу на лавочке у переднего вагона, развлекаюсь тем, что стараюсь угадать среди сошедших с поезда пассажиров, кто придет. Потом-то я понял, что это было безнадежное занятие. Потому что такого "клиента" я никак не ожидал. Пока я рассматривал какого-то навороченного металлиста с пятью кольцами в ухе, он сбоку тронул меня за плечо. Я оглянулся и чуть не ахнул. Это же пацан! Да еще какой пацан! Как его только мама одного отпустила. Я-то ждал парня своего возраста, а этот мне едва достает до плеча и физиономия, как у младенца.
Тут я уж точно решил не иметь с ним никакого дела, имели уже с одним таким — хватит.
А он мне, как мужик, руку протягивает. Ну поздоровкались, я спросил, как его зовут. Он мне ответил, что Костя. Потом говорит таким серьезным тоном, да еще на "вы":
— Может, пойдемте куда-нибудь в другое место, а то здесь народу много. У нас разговор не получится.
Я говорю:
— Ладно, пойдем.
А сам думаю: "Мне-то и надо, чтобы у нас разговор не получился".
Ну вышли мы на улицу, и повел я его опять в зоопарк, откуда только что со Светкой вышел, А куда с ним еще? У него и денег на билет не оказалось. Я уж думал, не провести ли его бесплатно — в зоопарк до двенадцати лет без билетов пускают. Однако пришлось покупать, Косте в марте должно уже четырнадцать стукнуть. Но на вид я бы ему и тринадцати не дал.
Ну купил ему билет. Привел в зоопарковскую кафешку "Фламинго", усадил за стол. Купил мороженое. Прямо как папа с сыном. Взял себе кофе, сел рядом.
— Рассказывай, — говорю. И он начал.
И вот слушаю я его, слушаю и ничего сначала не понимаю. Какие-то кактусы, глобусы, школа-пси. Для психов, что ли? Вообще-то похоже. Потом стал понемногу разбираться в этой тарабарщине, а как понял, чувствую — мне кранты. Лыка оказался прав, это дело ждать долго не может. Надо помогать парню. Только что я тут могу сделать без отца, ума не приложу. А он мне тогда заявляет:
— Я вам еще не все рассказал, я никому этого не рассказывал, я еще кое-что знаю.
— Выкладывай, — говорю, — раз пришел. Иначе у нас ничего не получится. И прекрати мне, пожалуйста, "выкать", не то я тебе в лоб дам.
Он сначала не понял, серьезно я ему про лоб или в шутку, потом заулыбался.
— Хорошо, — говорит, —
— Я про Глобуса больше других знаю. Правда. Я его тайник нашел на дереве в Битцевском парке. Думал, что он там прячется. Его там не было, а тайник я в старом дупле дятла нашел. И в нем тетрадь очень странная.
— Надеюсь, с собой тетрадь-то? — спрашиваю я его.
— С собой, — отвечает.
И достает из-за пазухи полиэтиленовый, пакет.
И впрямь тетрадь странная оказалась. Этот пропавший Глобус развлекался тем, что всем кому ни попадя оценки проставлял — и школьникам, и учителям, и даже директору. А Костиному папаше единицу влепил. "Не иначе, как за поведение", — подумал я. И тут меня осенило.
— Слушай, а какого числа твой отец поругался с Кактусом, после чего тот пообещал его убить?
— Да ерунда это, — отвечает мне Костя, — он просто так орал. Никого убивать не собирался. Глобус есть Глобус.
— Ладно, — говорю, — так все-таки какого?
Он подумал, посчитал и называет то самое число, которым у его отца в журнале Глобуса стоит единица. Я даже присвистнул. Он на меня поглядел и, вижу, тоже догадался. Аж побледнел. Дальше лучше. В этом журнале еще одна дурацкая страничка оказалась, пополам расчерченная. Над одной половиной "Кактус" написано, над другой — "Митя". Потом в той половинке, что под "Кактусом", фамилии директора лицея и Костиного отца, а в другой, что под "Митей", какие-то Алик и Лидочка. Так вот у них-то и стояли самые лучшие оценки, а директор оказался круглым двоечником. Я прямо там, в кафешке, и проверил. Только пришлось еще два пепси купить.
У Костиного отца, правда, оценочки получше были, чем у директора, так — на троечку в среднем. Но последняя жирная единица все их перечеркивала. Потому что ни у кого такой плохой оценки не было, даже у директора. Видать, Кактус здорово обиделся на Костиного папашу. Так обиделся, что внес его в черный список. Это я тоже тогда понял. Под "Кактусом" — "плохие" записаны. А под "Митей" — "хорошие". То есть для одних он друг, а для других — Кактус. Но и это еще не все, тут мне Костя еще и записку выложил. Тоже, говорит, в тетради была, в конверт вложена. Она и сейчас передо мной. Приходи, мол, Митя, туда, куда мы условились, если хочешь получить то, о чем мы договаривались, короче: иди туда — не знаю куда, получишь то — не знаю что. И подпись: "В.В.К.".
— Инициалы, как у моего отца — Виктор Викторович Костров, — сказал мне Костя, — только я знаю: он не мог украсть Кактуса. Он вообще не такой человек. Он и Кактуса тоже любит. Даже защищал его перед директором, я знаю.
И вижу я, сейчас мой "клиент" заплачет. Глаза красные, еле держится. Я поскорее ему еще пепси-колы взял и говорю:
— Костя, я уверен, что твой отец ни в чем не виноват. Он ведь у тебя физик, ученый — значит, человек умный. Стал бы умный человек прятать у себя в кабинете такую улику, как сумка, с которой пропал лицеист? То есть если бы, конечно, он его похитил. Нет, говорю, не стал бы. Значит, ему эту сумку подкинули.